Последний рассвет Трои

Чайка Дмитрий

Великий город, перекресток торговых путей, где люди жили последние пять тысяч лет, разорен дотла и никогда больше не поднимется вновь. Само имя его будет забыто, а народ растворится в других народах, пришедших отовсюду, от самого круга земли. Только ни один человек из тех, что находился сейчас на его щедро политой кровью земле, об этом не думал. Совсем скоро они двинут дальше, чтобы, подобно стае волков, утолить свой голод новой жертвой.

Глава 17

Весна в наших краях наступает рано. Только недавно дул пронизывающий ветер, а миновала неделя-другая, и на улице уже совсем тепло, и толстый плащ нужен только

ночью. Небесное светило подбирается к солнцевороту, когда день окончательно поворачивает на лето, а крестьяне выходят на поля, готовясь к посевной. У них теперь дело куда быстрее идет. Тугое ярмо, которое душит коней, заменил хомут, и наши рабы прихватили еще землицы, о чем раньше и мечтать не могли. Отец сдался, наконец, и перевел их по моему совету на оброк. Теперь урожай мы честно делим пополам. Это сущий грабеж, конечно, но рабам и это за счастье. Думаете, после этого они меня полюбили? Да как бы не так. Они посматривают с опаской, а когда я приказал не выстригать им темя и не ставить подросшим мальчишкам клейма на висок, окончательно уверились, что у меня не все в порядке с головой. Ну и демоны с ними, плевал я на их мнение. Надо сказать, что в роль родовитого воина я уже вошел окончательно.

Анхис, смотревший неодобрительно на любые отклонения от обычаев, махнул на меня рукой, когда я подарил ему новый шлем. Его изготовили по образцу коринфских, что появятся только лет через семьсот. Шлемы здесь делать умели, а потому, получив вводные, кузнец справился, хотя и не с первого раза. Бронзовый горшок с узкой щелью в области глаз и носа защиту давал не в пример лучше, чем кабаньи клыки, нашитые на кожаную основу. А когда я приказал сделать гребень из конского волоса, который спускался вниз, защищая шею, отец окончательно сдался. Какой бы он ни был заскорузлой деревенщиной, не оценить бесподобную защиту этого шлема он не мог. А восхищенные глаза Скамии, которая схватилась за сердце, увидев этакую красоту неописуемую, поставили точку в вопросе будущего перевооружения дарданского войска. У кого из них было для этого серебро, конечно.

Конечно же, человек в таком шлеме не мог вызвать ничего, кроме самой черной зависти, поэтому следующий получу вовсе не я, как можно было бы подумать, а мой дядя Акоэтес. Причем мне поступил весьма прозрачный намек, что если я не сделаю шлем роскошней, чем у отца, то его захолустное величество изрядно на меня разгневается. Просьба дядюшки была выполнена, и обошлось это во столько, что ему чуть дурно не стало. Мастер, на минуточку, целый месяц работал, отдав заготовку руды и ковку наконечников копий на откуп помощникам. И это я ему еще по-родственному отдал, почти по себестоимости.

— Эней! Эней! — услышал я с улицы звонкий мальчишеский голос. — Там люди к тебе пришли!

Я потянулся и встал с кровати, стараясь не побеспокоить Креусу, которая спала рядом, дыша едва слышно. Сейчас, когда домашние заботы ее не тревожили, моя жена казалась совсем девчонкой. Лицо ее было безмятежно, а мерное дыхание поднимало набухшую грудь. Она родит без меня. Мне скоро в путь.

— Что случилось, мой господин? — спросила она, не открывая глаз. — Рано ведь еще.

— Это гонец из Дардана, — ответил я и набросил хитон. — Я жду вестей из страны Хатти. Надеюсь, это они.

Нелей, который за последние месяцы вытянулся еще сильнее, мяса на костях пока не наел. Мальчишка так и бегал по поручениям царя, с завистью глядя на меня, скачущего по дорогам верхом. Тут уже многие переняли эту привычку, особенно те, у кого лошади крупные, и собственные габариты позволяют. Абарис вот, с которым мы жгли ахейские корабли, до того могуч, что пока для него коня так и не

нашли. Он продолжает на колеснице ездить.

— Караван из хеттского Куссара пришел! — выпалил мальчишка, глядя на меня с немым обожанием. Я тут с недавнего времени звезда. С тех самых пор, когда царевич Гектор на пиру за меня кубок поднял, рассказав, как я в одиночку бой с пятью сотнями наемников принял.

— Что хотят? — спросил я, крикнув старику Муге, чтобы запрягал коней. Поедем на колеснице, так торжественней.

— Бабу какую-то с детьми привезли и выкуп за пленников, — выпалил Нелей, и я выдохнул с облегчением. — Так они сказали.

— Прими за добрую весть, — я протянул ему вчерашнюю лепешку, в которую мальчишка с жадностью впился зубами. Он, хоть и худой как смерть, но сколько ему ни дай, сожрет и не поморщится.

Наша усадьба понемногу разрастается. За стенами господского дома выросла кузница, а рядом с ней — дом мастера Урхитешуба, сложенный из грубых камней и крытый, как и всё тут, камышом. Чуть в отдалении поставили еще один дом, побольше, где зимовали новые рабы, которые ждали выкупа.

— Урхитешуб! — крикнул я, и всклокоченный кузнец вскочил со своей лежанки. — Царский шлем отполировали?

— Да, господин, — с готовностью закивал он. — Вот он! Посмотрите!

Шлем был неописуемо хорош! Я долго думал, как же его сделать роскошней, чем отцовский, но потом догадался выкрасить плюмаж из конского волоса в ярко-красный цвет. Слава богам, что с конским волосом у нас проблем нет. Пленный жрец Аринны, который все равно ничего нужного делать не умел, без малого неделю натирал его абразивной пастой из вулканического пепла Санторини, превратив в сверкающее чудо оружейного искусства. Теперь в бока этого шлема можно смотреться как в зеркало.

— Как, говоришь, твою жену зовут? –небрежно спросил я.

— Нана, — удивленно посмотрел он на меня, а потом затараторил с жадным нетерпением. — А что, она приехала, да? Она уже здесь, господин? И мои дети здесь?

— Я ничего такого не говорил, — ушел я от ответа. — Работай! У тебя плавка сегодня. Вечером проверю.

— Да, господин, — понурился мастер и протянул мне шлем. — Простите, господин. Вот!

Небольшая процессия из колесницы и вереницы рабов, которые бодро шагали вслед за ней, добралась до Дардана примерно через час. Я въехал в ворота и остановился у царского дворца, рядом с которым отирался десяток воинов. Для обычного дня — многовато, видно, дядя весьма озабочен прибытием каравана в наше захолустье. Такое у нас нечасто случается. Вот он — расположился на рыночной площади. Полсотни ослов выпрягли из оглобель, а два десятка верблюдов освободили от ноши. Их погнали за стену, на выпас, а в это время товар в телегах охраняли купцы и стража, которая бдительно зыркала по сторонам.

— Здорово, парни! — поднял я руку, и мне приветливо помахали, похлопывая по плечам. — Присмотрите за рабами, хорошо?

— Присмотрим, — кивнул крепкий седой воин по имени Валмус. — Иди, царь ждет тебя.

Я вытащил шлем, завернутый в ткань, а когда вошел в дом, подышал на него и протер, наводя последнюю красоту. Огонь просто! Дядя в обморок упадет.

Каменные стены преддверия того, что здесь считалось мегароном, змеились трещинами неровной штукатурки. Ни росписей, ни цветных узоров. Бедненько мы живем здесь, на окраине цивилизованного мира. Ну да ладно! Какие наши годы! Я открыл дверь и вошел в зал, где во главе стола сидел Акоэтес, который потчевал вином заезжих купцов. Пять человек, судя по сапогам с изогнутыми носами и высоким шапкам — хетты. Они уставились на меня оценивающе, словно не веря, что именно я сейчас получу такую кучу серебра.