Последний рассвет Трои

Чайка Дмитрий

— Ты предлагаешь… — Гелон поднял на него просветлевший взгляд.

— Ограбить этот город, — закончил его мысль Тимофей. — Внутри остались в основном одни босяки, но храм нетронут. Мы не поклоняемся Тархунту, мне плевать на его гнев. Мы принесем потом богатые жертвы Эниалию и Атане(4), и они защитят нас от бога хеттов.

* * *

В беззащитном городе оказалось полтысячи наемников, и их вожаки согласились на предложение Гелона не раздумывая. Опытным воинам храмовая стража, привыкшая гонять излишне набожных паломников, на один зуб. Три сотни ударило по храму Тархунта, а остальные смяли отряды на воротах и жидкие патрули, что еще пытались охранять порядок на опустевших улицах. Без посторонней помощи города не умирают в один момент, это происходит долго. Вот и Хаттуса

умирала несколько последних месяцев, когда ее покинула вся знать и большая часть купцов. Ее богатства не сравнить с прежними. Тут почти что ничего и нет, но даже того, что осталось, оказалось очень и очень много для нищих парней из деревушек, стоявших на бесплодных землях.

С жутким воем по городу неслись наемники, которые врывались в дома, переворачивали все вверх дном, хватали женщин и насиловали их тут же, наскоро утолив свою похоть. Мужей, что пытались вступиться, били или резали на месте, а из жилищ вытаскивали все, что казалось ценным, от расписных горшков до тканей и инструментов из бронзы и меди. Жители Хаттусы, обезумевшие от ужаса, кричали и просили помощи, да только помочь им было некому. Свершилось немыслимое: великий город, одну из столиц мира, средь бела дня грабили какие-то разбойники. На улицах росли кучи добра, а рыдающих людей уколами копий погнали на площади, собирая в группы. Матери прижимали к себе детей, а мужчины плакали в бессильной злобе. Их жены и дочери опозорены, а они не смогли защитить их. Мир рухнул, а великий Лабарна, чья власть считалась божественной, оставил своих детей на растерзание врагам.

Из царского дворца тащили резную мебель. Не всю ее вывезли, там много чего еще осталось, но воины, одумавшись, бросали ее. Зачем им мебель? Разве смогут они унести ее с собой? На площадях запылали костры из бесценного кедра.

Гигантский храм Тархунта и Аринны оказался квадратом со стороной почти что в стадий. Фундамент, сложенный из обтесанных камней, продолжали стены из кирпича, уходившие ввысь на двадцать локтей. Квадратные колонны у входа, испещренные рисунками, притянули было взгляд Тимофея, но ревущий поток воинов увлек его внутрь бесконечного лабиринта из переходов, огромных залов с лесом колонн и внутренних двориков. Большая часть храма оказалась жилыми помещениями, мастерскими и складами, и оттуда текла река из перепуганных людей, спешивших убежать от толпы озверевших налетчиков. Ткачихи и жрецы, кузнецы и пекари, хранители погребов с вином и амбаров, забитых зерном, пытались спастись, бросив неимоверное количество добра. Храм не бедствовал даже сейчас.

— О! — Тимофей ткнул рукой в огромную статую в виде какого-то мужика в высокой шапке и с секирой в руке. — Дядька, смотри! Бог! Он смотрит на нас!

— Вали его! — заорал Гелон, в котором плескался кувшин вина.

— Вали! — заорали воины. — Разбить его! А то еще мстить будет!

Они навалились, закряхтели и начали раскачивать статую, которая со своим постаментам составляла единое целое.

— Качай! — орал Гелон, и воины, ухая, толкали камень идола до тех пор, пока он с жалобным стуком не рухнул на каменные плиты двора. Голова бога грозы откололась и отлетела в сторону, а на его лице навсегда застыло выражение тоскливой грусти. Этот храм погибал. Все добро, что в нем было, тащили на улицы и бросали в кучи. Туда же гнали жрецов и храмовых рабов, подгоняя их древками копий. Гелон еще не знал, что сделает с этими людьми, но жадность пьянила его. Она застилала глаза дурным туманом, лишая воина остатков разума. Он не мог бросить немыслимое богатство, что попало в его руки.

Не прошло и пары часов, как храм обчистили до нитки, запасы вина вскрыли, и воины, в которых бродил хмель и дурная сила, потащили из толпы женщин. Их валили на землю прямо здесь же, без стеснения, и некому было защитить их. Жрецы — не воины. Они, еще недавно обладавшие немыслимой властью, сами превратились в имущество, в ничтожных рабов, прямо как те, кто еще недавно ткал для них, убирал и готовил. Таков обычай этого времени: как только воин возлагает на тебя руку, ты перестаешь быть человеком. Ты говорящая вещь, что стоит чуть дороже хорошего ножа, но куда дешевле лошади. И прав у тебя остается примерно столько же.

— Дядька! — спросил вдруг Тимофей, который и выпил вроде бы, и с бабами

вдоволь натешился, но остатки разума пока сохранял. — Нам всего этого не унести. Что мы со всем этим добром делать будем?

— Да сожжем! — равнодушно махнул рукой пьяный Гелон. — И город этот тоже сожжем! Эй, бездельники! Огня! — заорал он страшным голосом, и хохочущие воины побежали по всему городу, бросая факелы в его дома, храмы и дворцы.

* * *

Пылающий город остался далеко позади, а оттуда потянулись отряды, груженые добычей. Гелон, который сориентировался быстро, отнял весь груз у купца Хапасали вместе с телегами и ослами. Он загрузил их самым ценным из того, что у него было, включая зерно, а остальное заставил тащить рабов, которых погнал вслед за собой. Каждый день, что проходил, делал свободными десяток человек. Часть зерна съедали, а потому людям нечего было больше нести. А кому нужны здесь рабы? Да никому! Тут самим еды не хватает. Вот и гнали бедняг прочь, обрекая на голодную смерть или отдавая местным владыкам в виде платы за проход. Мало взять огромное богатство, его еще нужно сохранить. Это Гелон прекрасно понимал, стараясь на этом пути договариваться, а не воевать. Пока в его отряде пять сотен человек — он сила. Если их останется полсотни, у него просто все отберут отряды царей и князей, которых внезапно стало примерно столько же, сколько ящериц в этой раскаленной солнечным зноем степи.

— Дядька! — сказал вдруг Тимофей, когда они проделали половину пути на запад. — А ты уже придумал, что мы дальше делать будем?

— Нет, — неохотно ответил Гелон и почесал шрам, пересекавший лицо. — Думал сначала за море податься и совета оракула попросить. Или в Трое, говорят, тоже хорошие предсказатели есть. Не знаю я, что делать, племянник. Просто поплыть домой и жить? Так я нашего царя Менесфея хорошо знаю, он жадная сволочь. Тут же отберет все, а земли не даст. У него самого ее мало.

— Так зачем нам возвращаться туда? — сказал вдруг Тимофей. — Я в порту слышал, что много парней сейчас садится на корабль и плывет на юг. Кто на Кипр, кто в Ханаан, кто в Лукку. Давай пойдем назад в Трою, там купим корабли и поплывем искать свою землю. Серебро у нас есть. Мечом возьмем себе поля, виноградники и рабов. Заживем как люди.

— Хм… — задумался Гелон. — В Афинах нас точно не ждут, а тамошняя знать никогда не признает сына простого пахаря за своего. Так чего бы нам самим не стать знатью? Я подумаю над твоими словами, племянник. В них точно есть смысл. Если мы доведем всех до места, а потом прокормим до весны, то снарядим шесть, а то и все семь кораблей. С такой силой мы можем замахнуться на немаленький город.

— Угарит! — хищно усмехнулся Тимофей. — Там совсем недавно тряслась земля, и его стены рухнули. Это город — легкая добыча, дядя! Мы не станем ждать весны, мы поплывем туда прямо сейчас.

1 Вилуса, Апаса и Милаванда — Троя, Эфес и Милет. Одной из основных причин развала государства хеттов считается прекращение транзитной торговли. Позже роль Хаттусы как транзитного центра перехватит Анкуваш (Анкара), который стоит западнее.

2 Хапиру — различные кочевые племена, жившие восточнее Египта вплоть до Вавилонии. В буквальном переводе — «бродяги». Считается, что от слова «хебрю», искаженного «хапиру» произошел библейский термин «иври», обозначающий евреев, которые примерно в это же время завоевывали Землю обетованную.

3 В архаической Греции имела место концепция арете — добродетели, присущей только благородным людям. Ее нельзя было получить иначе, кроме как по праву рождения. Именно поэтому в знатных родах тщательно хранили и передавали в устной форме мифы и легенды, которые записали столетия спустя. Аристократия выводила свое происхождение от определенных богов и героев, и таким образом обосновывала свое право на власть. Например, ни у кого не вызвало сомнения, что и спартанский царь Леонид, и Александр Македонский являлись потомками Геракла. В классический период, начиная с 5 века, такие философы, как Платон и Аристотель стали доказывать, что арете можно достичь воспитанием и обучением. Эта ситуация отражала новые экономические реалии и борьбу между беднеющей родовой знатью и разбогатевшими простолюдинами. От слова арете произошло понятие аристократия.