Последний сейм Речи Посполитой
Шрифт:
– Цыц, мелюзга! Тише!
– прикрикнул настоятель, отгоняя красным носовым платком назойливую птичью ватагу, чем вызвал еще больший крик и суматоху. Чего только не натерпишься с этой шушерой, - плодится так, что боже упаси!
– жаловался он, вытирая потное, жирное лицо.
– Замолчать, пострелята! Успокой их там!
– обратился он к кругленькому полнощекому "братцу".
В комнате раздалось зловещее карканье, так удачно подделанное, что Заремба оглянулся, а птицы точно сквозь землю провалились.
– Вот так напугал их!
– захохотал настоятель, опускаясь в глубокое кресло
– Не выпьешь ли, сударик, кофейку? Или, может быть, по-солдатски - рюмочку и закусить ветчинкой? Ублажи старика, ангел ты мой золотой! Божьими молитвами есть еще маленький запасик. Юзеф, сбегай-ка к буфетчику, разиня, мигом... Правда, сегодня пятница...
– Спасибо, но товарищи ждут меня с завтраком.
– Храпят еще, так что на улице слышно, - вставил монашек, пряча лицо за спину настоятеля.
– Пана Гласко я давно знаю - славный как будто бы малый. Только безбожник большой и на девичью честь лаком, как кот на сало. Сдается мне...
– Друг Прозора и всей душой предан отчизне...
– Правда, так и отдает от него какой-то сенаторской важностью. Это верно. Не нужно ли вам там чего-нибудь на квартире? Прикажу выдать, чтоб вы не жаловались на бернардинов, что, мол, вас голодать заставили. Гм! Друг пана генерала!
– бормотал он, громко прихлебывая из миски и косясь на вскочившего на стол дрозда, который, подкрадываясь, метил клювом на кусочки сыра, плававшего по верху похлебки.
– Когда же начнется?.. Ах ты, пострел!
– прикрикнул он на птицу, улетевшую с сыром в клюве, и погрозил ложкой дрозду.
– Это знает только Совет, - тихо ответил Заремба, поглядывая недоверчиво на "братца", причмокивавшего спугнутым птицам.
– Чего пялишь буркалы, точно кот на горячей золе?
– крикнул на "братца" настоятель.
– Принеси воды птицам!
Когда же "братец" вышел, он проговорил:
– Это у меня человек верный. Хотя безопаснее о таких планах не говорить и при самых надежных. Не буду у тебя выпытывать, дорогой. Моя служба отчизне в том, чтоб слушать и делать по приказу. Хочу тебе теперь, ангел мой золотой, дать человека, который, по моему разумению, может пригодиться. С виду ничего особенного, - обыкновенный бернардинец, но на деле человек-золото. Голова смекалистая, языки знает, в военном деле тоже толк понимает. А охоч и способен на всякое дело. Верно, любит иной раз тянуть из графинчика, но при всем том совсем не ленив ни к труду, ни к службе божией.
– А умеет ли хранить, что нужно, в тайне?
– Голову за него отдам.
– Если так, я буду рад с ним познакомиться.
– Юзеф!.. Настоящая жемчужина!.. Где же этот разиня? Юзеф!
Вбежал перепуганный монашек и смиренно остановился за настоятельским креслом.
– Где ты валандался? Попроси-ка отца Серафима.
"Братец" по дороге шаловливо дунул несколько раз в клетки, расставленные вдоль стены на длинных столах. Опять поднялся изрядный крик и писк.
– Наказание божие с этими послушниками! Все им шутки в голове, а к работе и молитвеннику палкой не загонишь, - проговорил настоятель и, насыпав на стол длинную горку из зерен и хлебных крошек, засвистал протяжно.
Птицы тихонько
– Не трогать! Ждать! Смирно!
– покрикивал настоятель, отходя от стола.
Птицы жались друг к другу, образовывая шеренгу, все клювы поднялись точно на изготовку.
– Вперед! Шагом! Шагом! Стой! Целься! Пли!
– прогремела команда, по которой вся стайка бросилась на зерна в стройном порядке и принялась дружно клевать.
Настоятель, весь красный от смеха, обтирал потное лицо и, расхаживая вокруг стола, гладил по крылышкам, целовал и ласкал некоторых пташек, не переставая ни на минуту ворчать, журить и грозить носовым платком.
– Не спешить, братцы, не торопиться! Еда не убежит! Подавишься, невежа, что тогда? Опять с то бой буду возиться, лечить? Эй ты, там, пан Дроздович, не жми других, а то получишь порку! А ты что, панна Жаворонкова? Что ты такая осовелая? Или мамаша тебя высекла? Погоди, дам тебе отдельно! Дружно, братишки! Эй там, пани Зябликова, почтеннейшая, нечего там робронами фуфыриться! Ах ты, пострел!
– прикрикнул он опять на дрозда. Сыр у меня слопал, так других не объедай! Господи, какие эти пострелята лакомки, сутяги жадные! Совсем что твои людишки! Ангел ты мой золотой, обернулся он к Зарембе, - только ты надо мной не смейся.
– Удивляюсь дисциплине этой ватаги. Не мало тут труда положено. А что касается отца Серафима, так нельзя ли его сделать сборщиком денег?
– Хоть сейчас же, ангел ты мой золотой.
– Но так, чтобы он мог разъезжать по всему краю...
– Превосходная мысль! Как раз по нему такая работа. Разрешение я выхлопочу у начальника провинции, а пока что бери его, сударик, как своего человека. Напоминаю только, что это не простой не отесанный бернардинский серячок.
– А откуда он, не из мещан ли?
– Много об этом говорить! Порекомендую заглянуть еще в костел, потому что епископ, наверно, кончает уже обедню. Во веки веков! Аминь!
– бросил он машинально в ответ на скрип открываемой двери.
– А вот и отец Серафим! Теперь смирно! В гнезда, братишки! Марш!
– скомандовал он, размахивая платком. И сразу вся крылатая братия разлетелась по клеткам.
– Юзеф, гляди-ка, как перепачкали стол шельмы, боже упаси!
– Кто растит птиц для сладких рулад, тот должен быть и помету их рад, - проговорил негромко отец Серафим.
– Ангел ты мой золотой, каждый шут в своем наряде!
– ответил хмуро настоятель.
Заремба с любопытством смотрел на смиренное лицо монаха и после ухода настоятеля подошел к нему с протянутой рукой.
– Ксендз-настоятель очень рекомендовал мне вас, отче.
– Я уже знаю, в чем дело. Давно мне хочется подышать свежим воздухом! Охотно пойду под команду, - проговорил он быстро, поднимая на Зарембу голубые проницательные глаза.
Он был ужасно худ, и на вид можно было ему дать лет пятьдесят и с таким же успехом тридцать. Ходил сгорбившись, и ряса висела на нем, как на вешалке. Голова у него была короткая, угловатая, обросшая рыжеватыми щетинистыми волосами, лоб высокий, удивительно белый, большой нос хищно загнут книзу, рот от уха до уха, нижняя челюсть выдавалась вперед, и все лицо было густо испещрено коричневыми веснушками.