Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
Но когда? Ночью? Она сомневалась, что Клятвопреступник упустит ее. Он был воином и всегда спал чутко. И она не знала, возможно, он велел кому-то стеречь их палатку. Днем, когда они скакали рядом друг с другом, у нее бы тоже не получилось незаметно скрыться. Но вот вечером... когда люди ставили лагерь, а кто-то занимался приготовлением скудной пищи, когда все разбредались и занимались своими делами, сбивались в небольшие группы по паре человек...
Ее отсутствие заметят, но не сразу.
Но куда она пойдет?
Прокормить себя Талила сможет, тут она не волновалась. Ее учили этому в детстве.
Но все же куда она пойдет?..
С кандалами на руках ее магия бесполезна. Она ценна лишь как носительница огненной магии, как мать возможных наследников ее клана.
Сёдзан напали на Империю. И пытались ее похитить. Следовало ли ей отправиться к ним? Ведь что-то же им от нее понадобилось... А ее желание уничтожить Императора и превратить его дворец в пепелище со дня свадебного обряда лишь возросло. Так может ей стоит объединиться с его врагами?
Вот только кандалы...
Под кожей на запястьях привычно закололи тысячи огненных иголок. Она почти физическая ощущала, как магия текла по ее венам вместе с кровью, но не находила выхода. И от этого ей было ужасно, ужасно больно.
Мамору гнал свой отряд до глубокого вечера. Кажется, он надеялся догнать своих полководцев в тот день, но расстояние между ними все же было слишком велико. И он сдался, когда на небе уже взошла серебряная луна и зажглись звезды.
Пока самураи обустраивали лагерь на скорую руку, Талила бродила у них за спинами, присматриваясь. Пожалуй, ей будет даже проще сбежать, когда они достигнут гарнизона у реки. Чем больше людей будет вокруг, тем проще улизнуть.
Она сказалась уставшей и ушла в палатку, пропустив вечернюю трапезу. Внутри тщательно обыскала походный футон мужа и сумку, которую он рядом с ним. Конечно же, не нашла ничего: ни утреннего послания, ни кинжала.
Глухо выругавшись, Талила откинула в сторону сумку и рухнула на свой футон. Клятвопреступник также не был глупцом.
Что же.
Значит глупой будет она. И сбежит с тем, что успеет забрать с собой, пусть даже и в последнюю минуту.
Она не будет полагаться на чужие слова и обещания. И сама будет за себя решать.
Вскоре живот жалобно, гулко заурчал, и Талила подавила недовольный вздох. Она обменяла трапезу на бессмысленные поиски, а теперь сидела голодной. Спустя четверть часа бесполезных попыток уснуть она все же смирила взыгравшую гордыню и вышла наружу, на прохладный ночной воздух.
У костра сидел лишь один человек, и было несложно догадаться,
Талила вскинулась. В груди что-то царапнулось, и она сердито затрясла головой.
«Это осталось после трапезы, — сказала она сама себе. — Кто-то недоел».
— Что было в том послании? — спросила она, за несколько секунд проглотив холодный рис.
Мамору бросил на нее острый, колкий взгляд, и у нее на загривке поднялись даже мелкие волоски. Он так смотрел... Так пронзительно и устало, и глаза у него потемнели, стали совсем-совсем черными, непроницаемыми.
— Мы с тобой недоговорили той ночью, — заговорил он совершенно невпопад.
Даже голос у него изменился. Талила все меньше понимала, что произошло. И все сильнее ощущала, как нарастает тревога.
— Ты спросила, почему тебя взял в жены я, а не мой брат. И почему я не тронул тебя брачной ночью, не скрепил твоей кровью печать.
Мамору смотрел на нее с таким выражением, что ее дыхание сбилось. Его глаза, обычно холодные и бесстрастные, сейчас были как две бездонные пропасти.
Талила заледенела, почувствовав, как её тело охватывает необъяснимый холод.
— Я не тронул тебя, потому что ты единственный человек, кроме брата, который может избавить меня от моей печати, — произнес он, и его слова прозвучали глухо, словно давались ему через силу.
Она не сразу поняла, что он сказал. Стучащая в висках кровь разлилась по телу огненной волной от груди до самых кончиков пальцев, и она вновь почувствовала знакомое покалывание в ладонях.
— Я могу разрушить твою печать? — она едва шевельнула губами, голос звучал хрипло, в горле пересохло.
Мамору посмотрел на нее, и его взгляд прожигал, словно пламя. Ее грудь сжалась, как будто тяжелый валун опустился на нее сверху.
— Да.
— Но... как?
Глава 11
— Выжечь ее.
Мамору услышал потрясенный вздох. Талила с неосознанном жесте поднесла ладонь к губам, и по обручью на ее запястье пробежались всполохи огня, на мгновение его ослепив.
— Моей магией.
— Да, — коротко обронил он, и одно простое слово задрожало, повисло в напряженном воздухе между ними.
Он не хотел ей рассказывать. И уж точно не хотел вываливать все на нее вот так: посреди ночи, едва ли не случайно, во время похода, когда они окружены разбитыми палатками и спящими людьми.