Последняя любовь лейтенанта Петреску
Шрифт:
– Алло. Господин майор? У меня вопрос.
– Валяй, – благодушно бросил майор, – я всегда рад помочь молодежи. Ты, кстати, еще не уехал?
– Машина будет минут через двадцать. Господин майор, я тут подумал: а не противоречит ли то, что мы собираемся сделать, нормам международного права?
– Чего? – очень искренне удивился Эдуард.
– Ну, – смешался Андроник, – не нарушаем ли мы нормы международного права, установленные мировым сообществом во время многочисленных конференций? Например, на конференции в Цюрихе, в 1978 году, странами-гарантами
– Очень страшно, стажер? – ласково перебил его майор
– Да, – честно ответил Андрей, – как-то не по себе.
– Эх, – вздохнул Эдуард, – так бы сразу и сказал. А то несешь мне чепуху про конференции, да разоружение… Ты вот скажи, стажер, что ты думаешь о Службе Информации и Безопасности, в которой проходишь стажировку?
– Ну, – неуверенно пробормотал Андрей, – я не знаю. Это – секретная служба, которая ставит своей целью…
– Нет, – горько сказал Эдуард, – не то ты говоришь. Сказал бы лучше, что СИБ – служба, над которой в этой республике не смеялся только ленивый. Что наших агентов в лицо почти весь город знает. Что от былого могущества ничего у нас не осталось. Что на СИБ плюют все, кто вообще о ней знает.
– Почти так, – радостно подтвердил Андроник.
– Да, – угрюмо сказал майор, – это правда. Почти все правда. И, знаешь, ты даже можешь отказаться от опасного задания, стажер. Можешь его не выполнить. Только знаешь, что? Загнанная в угол кошка очень опасна. И поэтому СИБ – опасна. Я не буду сейчас ничего говорить о патриотизме, чувстве долга, обязанностях чекиста. Я просто скажу тебе вот что…
– Что? – спросил Андроник, твердо решивший отказаться от глупой и нелепой затеи с ликвидацией Смирнова.
– Если ты, падла этакая, – отчеканил в трубку майор каждое слово, – не поедешь в Тирасполь и не сделаешь все, как я сказал, мы тебя, студент занюханный, подкараулим в подъезде. И даже не мы, а пара-тройка уголовников, которым за это срок скостят. И они тебе поломают ноги, руки, позвоночник, нос, ноги…
– Ноги уже были, – испуганно пискнул стажер.
– Они ведь большие, – мрачно протянул Эдуард, – ноги-то. И костей в них больше, чем одна. Так что ноги мы тебе будем ломать неоднократно. Сечешь, чего я тебе втираю, молодой?
– Секу, – тихонечко выдохнул стажер Андроник.
– Ну, так что? Машину отзывать? – ласково уточнил Эдуард.
– Ни в коем случае! – рявкнул Андроник. – Задача будет выполнена.
– То-то и оно, стажер. Не обижайся только. Служба наша опасная.
– Нервная…
– Очень нервная. Но если не мы, то кто же?!
– Никто, никто! Только мы!
– Молодец, стажер. Вернешься, доложишь о выполнении.
Андроник положил трубку, выдохнул, надел пиджак с вмонтированной в рукав капсулой, и быстро дописал записку.
«Деталей этого задания раскрыть я тебе не могу, но ты должна знать, что оно очень важно для нашей страны, а, значит, и для тебя, моя седенькая старенькая мама, которую я так люблю. Знай. Если я не вернусь к ужину (кстати, очень тебя прошу, – приготовь что-нибудь
Внизу раздался гудок автомобиля. Андроник глубоко вдохнул, и вышел из квартиры.
– Или вот еще, – Дан Балан хихикнул, – слушайте.
Устаю от любви, устаю Уж не хочется больше влюбляться В темной мрачных подъездов пыли За перилами – целоваться Я устал от истерик твоих От бессвязных во сне бормотаний И сердечно-скушливых твоих Идиотских сердечных метаний Устаю от тебя, от твоих Звуков рта беспорядочных Громких От твоих волосьев на башке Отчего-то сухих и не ломких…– Браво! – Смирнов поднял рюмку, и они с Баланом чокнулись.
Стажер Андроник, по легенде, фотограф, с каменным лицом глядел в окно. Оба они, – и Смирнов, и Дан Балан, – были ему неприятны. Андроник не любил людей, которые много пьют. А президент непризнанной Приднестровской республики и журналист Дан Балан пили много. Сначала Смирнов читал Балану стихи Есенина, потом расшалившийся Дан начал декламировать свои шутливые стихотворения. Интервью продолжалось уже шестой час. Стажер устал настолько, что даже не боялся выполнить миссию. Встав со стула, он покачнулся к Смирнову, и словно ненароком, схватил президента за плечо.
– Напился, детка, – мутным взглядом проводил Андроника журналист, – блевать сейчас пойдет.
– Все, что угодно, – икнул Смирнов, – лишь бы не было войны.
Мужчины посмеялись, и снова выпили.
– Что-то мне в плечо как будто укололо, – пожаловался Смирнов, – старею…
– Это не старость. – Балан через силу улыбался, – это вас фотограф наш специальный шприцем уколол. С ядом. По заданию СИБ.
– Молодцы, – Смирнов смеялся шутке от души, – наконец-то догадались, как президента ПМР ликвидировать.
…По дороге домой Балан четыре раза требовал остановить машину, после чего выскакивал в кусты. Журналиста тяжело и мучительно рвало.
– Это все неумеренное потребление спиртного, – осуждающе говорил Андроник, с плеч которого словно гора свалилась, – вас алкоголь погубит.
– Ага, – мычал Балан, – но я-то хоть, как и полагается молдавскому интеллигенту, от пьянки помру. А ты плохо умрешь. Погубит тебя твоя дурацкая служба. Если бы я не свел все на шутку, похоронили бы нас обоих в подвале под Тирасполем, юнец.