Последняя любовь
Шрифт:
Он услышал в себе голос, который долгие годы подавлял сильной волей и тяжким трудом, властный голос, который рано или поздно звучит в каждом: люби!
На другом конце лодки сидели рядышком Генрик и Ванда; склонив друг к другу головы, они тихо перешептывались, но песня заглушала их слова. Волшебный ли вечер или тайные девичьи грезы, а может, пение повлияли на девушку, она закрыла руками лицо и глубоко задумалась. Вдруг Генрик заметил, что по ее пальцам текут слезы.
— Ванда, отчего вы плачете?
— Посмотрите, — шепотом ответила девушка, — как быстро бегут по воде серебряные искорки, бегут и исчезают.
Она подняла к небу полные слез глаза и опустила руки на платье, посеребренное светом месяца.
Молодой человек сжал ее руки и с нежностью заглянул в лицо.
— Не плачьте, милая Ванда, — едва слышно произнес он. — Я вас люблю.
Какой художник сумеет воспроизвести невыразимо счастливое лицо женщины, когда она впервые слышит от любимого это чудесное слово.
Но луч счастья ненадолго осветил бледное личико девушки.
— Разве можно любить ту, которой осталось так недолго жить?
— Долго или недолго, — прошептал Генрик, — но я твой навеки. С этой минуты я твой нареченный.
Лодка тихо плыла по воде, озаренная светом луны, плыла по зеркальной глади, навевая мечты.
Стефан, не отрываясь, глядел на Регину, они стояли точно спаянные одним лучом.
Когда она допела песню, Стефан протянул ей руку, и она вложила в нее свою.
Он хотел что-то сказать, но слова замерли у него на устах, взгляд остановился, как прикованный, на обручальном кольце, надетом Региной утром.
Он без слов выпустил ее руку, постоял неподвижно, потом схватился за весло и стал энергично грести.
В лодке воцарилось молчание.
— Знаете ли вы, в жизни бывают минуты, — бесстрастным голосом сказал Стефан, обращаясь к Регине, — когда вода властно притягивает к себе и манит покоем?
— Да, далеко отсюда у стен великолепного дома плещется широкое озеро, и волны его не раз манили меня.
— Человек мужественный не внемлет этому зову, — медленно проговорил Стефан, — но в такие мгновения вокруг него и в нем самом все рушится и рассыпается в прах.
Они подплыли к берегу, и короткая прогулка закончилась. На губах у Стефана блуждала горькая улыбка, а глаза неотрывно глядели в одну точку.
Регина не поняла причины столь удивительной в нем перемены, она не заметила, что взор его был прикован к ее обручальному кольцу.
По тихим, спокойным водам плывут не только лодки, но и чувства и страсти, иногда в форме цветов.
Так, белая, душистая ветка жасмина, которую Генрик швырнул в воду, тихо плыла, покачиваясь на воде. Когда лодка с веселой компанией на борту повернула обратно, ветку жасмина прибило к ней, и глаза прежней владелицы увидели ее.
Шумно и весело было многочисленное общество. Изабелла, оправившись от неприятного впечатления, какое произвел на нее вид Генрика рядом с Вандой, также оживилась и, сидя на борту лодки, разговаривала и смеялась. Вдруг она заметила на воде ветку жасмина, которая, подставив ветру зеленые листочки и белые цветы, чтобы быстрее двигаться к неведомой цели, тихо подплыла к красавице, оторвавшей ее от родимого куста и сделавшей посланницей своей страсти. При виде веточки Изабелле стал ясен ответ
«Он не захотел оставить у себя мой цветок, — это оскорбительно», — стучало у нее в висках, а лицо покраснело от унижения.
— Messieurs, кто будет так любезен и выловит для меня этот жасмин? — обратилась она к присутствующим мужчинам.
Лодку направили к цветку, и начались акробатические упражнения. Толстяк Фрычо оказался проворней остальных. Подцепив тросточкой цветок, он вытащил его из воды, отряхнул и с присущей ему грацией подал Изабелле.
Изабелла сквозь зубы процедила «мерси», взяла цветок и молча села. Напрасно все старались развлечь ее, — она не проронила ни слова и, не отрываясь, глядела на орошенный водой цветок.
Час спустя Изабелла входила в свои изысканно обставленные покои. Нетерпеливо позвонила она служанке, сняла с ее помощью нарядное платье и закуталась легким, как облако, муслином. А белая ветка лежала перед ней с блестящими каплями, напоминавшими слезы. Красавица со вздохом опустилась в мягкое кресло и, словно не желая видеть ветку, закрыла глаза.
И тогда, невидимые, встали по обе стороны от нее два духа, добрый и злой.
«Видишь, до чего ты дошла, — шептал светлый дух, — человек, чье сердце ты хотела завоевать, пренебрег тобою!»
«Не горюй, — говорил в другое ухо дух тьмы, — полюбит другой!»
«Зачем мне другие, — думала женщина, — когда мое сердце тоскует по нему».
«Сердце? Quel animal est са? [95] — захихикал дух тьмы. — Давно ли ты стала идеалисткой?»
«С тех пор, как познала глубокое, благородное чувство», — ответил за нее светлый дух.
«К чему все это, — думала женщина, — если мне отвечают презрением?»
«Это расплата за прошлое», — с грустью промолвил светлый дух.
95
Что это за шутка? (фр.).
«А что же я сделала дурного?» — недоумевала женщина: она не привыкла оценивать свои поступки.
«Превратила жизнь в пустую забаву, прощебетала и прококетничала лучшие годы. Где совершенные тобой добрые дела? Где твои заслуги? Оглянись на пройденное!»
Как в зеркале, увидела Изабелла свое прошлое, словно по волшебству представшее перед ней в ряде картин. Вот она, чистая, невинная девушка, тянется к свету. Но постепенно туманная завеса заволакивает истину и добро, и жизнь начинает казаться игрушкой, забавой. Потом, как в калейдоскопе, закружились перед ней бесчисленные балы, шумные толпы, музыка, танцы, и всюду она царит, всюду она первая. Дома — пусто, и ее все больше и больше затягивает в омут безумств. Вот у ее кровати стоит колыбель, а в ней улыбается ребенок, но в груди ее не шевельнулась материнская любовь, это очищающее чувство. Все неистовей кидается она в вихрь пустых и шумных забав, все больше запутывается в тайных и бессмысленных любовных похождениях. Сейчас она в расцвете красоты. Люди в восхищении прощают ей грехи — и все-таки она несчастлива! Пустота в душе и пустота вокруг. Впервые встретила она человека, который пробудил в ней чистые и глубокие чувства, и он презирает ее, не желает даже взять от нее цветок.