Последняя осень. Буря
Шрифт:
– Осторожно, – воскликнул Марк, придержав ее за локоть и не позволив упасть.
В прихожей стонал ветер. Входная дверь была распахнута. Маша бесстрашно помчалась на крыльцо, поскользнулась, но Бортников среагировал мгновенно, подхватил ее и раздраженно выпалил:
– Что с тобой?
Маша проигнорировала вопрос, вгляделась в белесую пелену. Метель бесновалась, застилала землю, обдавала лицо и тело колючим снегом. Ничего нельзя было разглядеть.
– Пойдем, ты заболеешь, – крикнул Марк, потянув ее обратно.
Маша пригнулась, подняла с плитки
«Серийный убийца. Кого вы представляете, когда слышите этот термин? Фредди Крюгера, Майкла Майерса, Ганнибала Лектора и прочих злодеев? Или Чикатило, Пичушкина, Зодиака, Дамера и других маньяков? Вы боитесь их? Считаете монстрами во плоти? Надеетесь никогда не попасть к ним в лапы? Поверьте, есть кое-что похуже, чем стать жертвой психопата-убийцы. Пострадавших жалеют и увековечивают, а вот тех, кто принадлежит к роду душегуба, клеймят будущими головорезами. Обычно родственники вычеркивают паршивую овцу из семьи, но некоторые до победного покрывают его преступления, а потом безумно ищут «плохие гены» в детях и внуках. Особенно в слишком эмоциональных мальчиках».
Телефон погас. Марк тщетно попытался его реанимировать.
– У тебя есть зажигалка? – спросила Маша.
Ей, несмотря на мороз, было душно. Марк достал красный кусок пластика, щелкнул, и неровный огонек вырвал из тьмы страницу с текстом:
«…Все детство меня ругали за громкий разговор, крик, слезы, тягу к одиночеству. Однажды в песочнице я ударил сопляка, который забрал мою лопатку и сломал куличики. Бабушка отвела меня в церковь, заставила молиться и клясться, что я никому не причиню вреда. Подростковые годы были еще хуже. Ко мне относились как к одержимому дьяволом, бесконечно твердили про добро. Я не понимал причины, пока не нашел в гараже старый ящик для рыбалки. Потом все стало ясно».
Машу отвлек невнятный шум.
– Ч-что э-это? – пролепетала она.
– У тебя зубы стучат, – сказал Марк, затем повел ее в тепло.
Маша не упрямилась и, пока парень поворачивал ключ в замке, рассуждала: «Кто это был? Неужели дух? Откуда у него записи Волгина? Но ведь, – она сглотнула, убрав находку в карман штанов. – Глеб мертв». Между тем они вошли в холл.
– Теперь объяснишь, что случилось? – спросил Марк.
Маша кратко поведала о столкновении, мимоходом посмотрела на левую ладонь.
– Поранилась? – с искренним участием произнес тот.
– Ерунда. Всего лишь ссадина.
– Нужно промыть. Аптечка у меня в комнате.
Воображение нарисовало, как Маша окажется там, где чуть не сгорела со стыда, будет возиться в неловкой тишине и глазеть на Бортникова. «Ни за что», – скривилась она.
– Или подожди, я скоро принесу, – предложил Марк.
Перспектива остаться в одиночестве пугала. Теперь под каждым столом мерещились силуэты.
–
– Снаружи метет, ничего не видно. Дверь крепкая, мы заперты. Все будет хорошо.
Он вновь обратил внимание на ее рану, и Маша перестала возражать.
За прошедшие часы спальня не поменялась, однако в отличие от прошлого раза сейчас в голове носились предлоги, чтобы удрать с позором. Ситуация до абсурдного повторялась: Марк уступил ей постель, придвинул стул, сел напротив, будто специально дразнил, раскрыл чемоданчик и порылся в содержимом. Маша с интересом наблюдала за ним. Парень продезинфицировал руки, осторожно обработал ссадину перекисью водорода, спросил:
– Щиплет?
Маша кивнула и улыбнулась, когда Марк легонько подул. Осознав, что умиляется бывшему парню, она опустила взгляд, но сделала лишь хуже, увидев желанные губы. Обычное прикосновение показалось нежным. Недовольно уставившись на обогреватель, она расстегнула, затем и вовсе стащила куртку. Прохладнее не стало. В мыслях мелькнули слова про Таро и воспоминания. Она незаметно поерзала, ища подходящую фразу, чтобы попрощаться. Как назло, уходить расхотелось.
– Черт, – сказал Марк, уронив бутылек с перекисью.
Маша наклонилась почти одновременно с ним, едва не задела лбом, невпопад усмехнулась и замолчала, рассмотрев крапинки в зеленых глазах. Она знала, что отпрянет, скроется в коридоре, выкинет Бортникова из головы, а пока замерла, чтобы подольше побыть рядом. Почувствовав легкое, почти невесомое прикосновение, она переплела их пальцы и, когда Марк потянулся к ней, ответила на поцелуй: сначала мягко, будто опасалась спугнуть момент, потом настойчивее и раскованнее.
Не отрываясь от губ, Маша расстегнула пуговицы на его пальто, запустила правую руку под джемпер, провела по разгоряченной коже. Мысли перепутались как от алкоголя.
– Подожди, – проговорил Марк, смекнув, к чему все идет. – Ты уверена?
– Да, – выпалила она без лишних раздумий.
– Но как? Мы же не… – неразборчиво произнес он.
– Я хочу этого. Прямо сейчас, – твердо сказала Маша, с жаром прильнув к его рту.
Ее решимость будто передалась Марку. Он скинул верхнюю одежду, оголив торс. Она залюбовалась видом, затем покорно подняла руки, позволив ему стянуть ненужный свитер.
– Ай, – воскликнула Маша, когда голова застряла в горловине.
Марк, извинившись, аккуратно подцепил, затем отбросил ткань в сторону. Сняв брюки, он помог ей выпутаться из штанов, потом медленно поцеловал шею, очертил ключицы, скользнул к груди, чередуя касания ладоней, губ и языка. Девушка прерывисто вздохнула, погладила макушку, притянула ближе. Его пальцы избавили ее от белья, после накрыли клитор. Она застонала от ласк, сводящих с ума движений, растворилась в ощущениях. Оказавшись на грани, Маша поманила Марка к себе и, уложив парня на кровати, ухмыльнулась, села на него, ловя жадный, полный восхищения взгляд.