Последняя загадка парфюмера
Шрифт:
– С чего это вдруг?
Глеб посмотрел на Лизу и сухо пояснил:
– Если вы не забыли – это мое расследование.
– Если вы не забыли – это моя картина! – обиженно сказала Лиза.
– Картины больше нет. А я – вот он, перед вами, цел и невредим. К тому же Тильбоха упустил я и всю эту кашу заварил я. Мне ее и расхлебывать.
– Но…
– Возражения не принимаются. Если хотите мне помочь – просто стойте в стороне и не мешайте. А я буду держать вас в курсе дела.
Глаза Лизы гневно вспыхнули, однако на этот раз она
Дверь открыл худощавый малый лет двадцати двух с острым лицом и быстрыми черными глазами. Одет он был в коричневую замшевую куртку, под которой ясно угадывались очертания какого-то массивного предмета. Вряд ли это была книга.
– А, это вы, – сказал он, улыбнувшись Глебу, как старому знакомому. – Подождите здесь, Амир Амирович скоро освободится.
Корсак опустился на стул. Парень присел на край стола, прямо перед ним. В руках у него появилась колода игральных карт.
– Не желаете скрасить минуты ожидания? – спросил он сладким голосом профессионального шулера.
– Спасибо за заботу. На мне сегодня пиджак с узкими рукавами, тузы неудобно вытряхивать. В следующий раз.
– Дело хозяйское, – пожал плечами парень. Он ловко перетасовал карты и протянул колоду Глебу: – Подсними-ка, дядя.
Глеб подснял. Парень скинул на стол четыре верхние карты рубашкой кверху. Посмотрел на Корсака с ухмылкой и сказал:
– Переверни.
Глеб перевернул. Туз, король, дама, валет. Все пиковые.
– Кварт-мажор, дядя! – воскликнул парень и хихикнул, как школьник, подложивший учителю кнопку.
Он быстро собрал карты, слегка согнул колоду правой рукой и отпружинил ее веером в левую. Тут же выщелкнул одну карту из колоды и покатал ее по костяшкам кулака – туда-сюда. Карта еще немного потанцевала на его руке и вдруг исчезла, а вместе с ней и вся колода. Пришла ниоткуда и ушла в никуда, словно и не было ее.
– Ловко, – похвалил Глеб. – Дай-ка сюда.
Парень передал ему колоду. Корсак перетасовал карты, бросил одну карту на стол «рубашкой» вверх и тут же прикрыл ее ладонью.
– Красная или черная? – спросил он парня.
Тот подумал и сказал:
– Черная.
– Сколько ставишь?
– Сотню.
– Отвечаю, – сказал и Глеб перевернул карту. Это был червовый валет.
– Везет тебе, дядя, – вздохнул парень, достал из бумажника сто рублей и протянул Глебу. Глеб с довольной ухмылкой спрятал деньги в карман.
– Яша! – послышался из коммутатора высокий голос. – Пригласи гостя в кабинет!
– Хорошо, Амир Амирыч. – Парень глянул на Глеба: – Ну? Чего ждете? Топайте в кабинет, хозяин ждет.
Господин Амирханов сидел в мягком кожаном кресле, закинув ногу на ногу. Его длинные черные волосы были так тщательно зачесаны назад, словно их пригладили утюгом, а потом еще отполировали бархаткой до зеркального блеска. Лицо у коллекционера было смуглое и скуластое. Одна бровь – изящная
В красивых пальцах правой руки Амирханов сжимал сигарету с золотым ободком, а левой почесывал подбородок, украшенный жалким подобием эспаньолки, волоски на которой можно было пересчитать по пальцам, но такой ухоженной, словно ее выращивали в специальной теплице, пропалывая и поливая три раза в день. Да и весь Амир Амирович был такой утонченный и хрупкий, что казалось, дунь на него, и коллекционер вылетит в форточку, как обрывок паутинки. Снимай его потом с какого-нибудь дерева.
– А, Глеб Иванович! – оживился Амирханов, завидев Корсака. – Очень рад вас видеть! Надеюсь, вы без труда нашли мой офис? Присаживайтесь. Яша, принеси нам с господином журналистом по чашечке кофе. Или вы предпочитаете водку?
– Спасибо, кофе вполне подойдет, – сказал Глеб.
Глаза у Амирханова были слегка воспаленные, а веки тяжелые и красные, как будто он всю ночь плакал. Лицо слегка одутловатое, под глазами мешки, такие аккуратные и такой правильной формы, словно их специально выписали из какого-нибудь ювелирного магазина и аккуратно приделали к лицу в качестве украшения.
– Надо полагать, вы поговорили с Елизаветой Андреевной? – снова заговорил Амирханов.
Глеб кивнул:
– Да.
– По телефону вы сказали, что она готова к разговору. Но ведь она ясно дала мне понять, что не хочет продавать картину.
– Она уже в этом не уверена. Все будет зависеть от того, какую цену вы предложите.
– Гм… Женское непостоянство. И долго вы ее уговаривали?
– Меньше, чем вы думаете.
Амирханов улыбнулся и кивнул:
– Я же говорил – вы из тех, кто умеет воздействовать на женщин. Могу я поинтересоваться, где сейчас находится картина?
– Зачем вам это?
– Вопрос касается условий хранений. Если они не соблюдены, картина могла сильно пострадать.
– Картина в порядке, – небрежно сказал Глеб. – Назначайте цену.
Амир Амирович чуть склонил голову набок и спокойно произнес:
– Кажется, цену мы уже обсудили. Двести тысяч долларов. По-моему, вполне достойная сумма.
– Сумма достойная, но какая же сделка без торга? – возразил Глеб.
– Что ж, давайте поторгуемся.
– Поторговаться мы успеем, – сказал Глеб. – А для начала я хочу побеседовать с Ольгой.
На смуглом лице Амирханова отобразилось замешательство.
– С какой Ольгой? – не понял он.
– Не валяйте дурака, Амирханов. Я говорю про Ольгу Фаворскую.
– Ах про Фаво-орскую. – Амир Амировмич развел руками. – Но, дорогой мой, я с ней даже незнаком. Мы никогда не встречались лично. И уж тем более я никогда не говорил с ней о Тильбохе. Я ведь с самого начала знал, что по завещанию нынешняя владелица картины – Елизавета Андреевна.
– Откуда вы узнали про завещание? – поинтересовался Глеб.