Посох царя Московии
Шрифт:
— Да ну вас!..
С этим словами рассерженная Дарья пошла наводить марафет. Вернулась она в избу озадаченная и удивленная.
— Что-то случилось? — спросил Глеб.
— Случилось… — буркнула девушка. — Почему у меня пятки черные? Не могу отмыть.
Глеб рассмеялся.
— А не нужно было на горящих угольях танцы устраивать, изображая из себя нестинарку.
— Не поняла… Какие уголья, какие танцы?
— Вы что, ничего не помните?
— А что я должна помнить? — Дарья с подозрением уставилась на Глеба; наверное, она подумала о чем-то другом, потому что на ее лице
— Что вы, дорогуша. Успокойтесь. Это не то, о чем вы подумали. Как я мог? Мы ведь с вами всего лишь партнеры. Бесполые существа. Бизнес есть бизнес, ничего личного. И потом, нельзя использовать временные женские слабости, особенно когда она на изрядном подпитии. Это не по-мужски. Просто вчера вечером вы перебрали лишку (коль ничего не помните) и лихо отплясывали вместе с родноверами ритуальные танцы посреди кострища.
— Я… танцевала… на угольях?! — раздельно выговаривая слова, сказала ошеломленная Дарья.
— Еще как танцевали. Одно загляденье. Вы, случаем, в школе народного танца не занимались? Больно ловко у вас все получалось.
— С ума сойти… — прошептала пораженная девушка. — Нет, я не верю! Вы шутите.
— Хотите, верьте, хотите, нет — это ваше право. Но почему тогда у вас пятки закопчены?
Девушка не ответила. Она села на скамью и тупо уставилась на Глеба, не в силах разобраться в своих ощущениях и эмоциях.
— Но про то ладно, — сказал Глеб. — Это всего лишь эпизод. Было очень интересно и познавательно. По крайней мере, для меня. Я хоть и заторчал изрядно, но все помню. Главное в другом — нам нужно поворачивать оглобли. Делать здесь больше нечего. Наш клад уплыл, как бумажный кораблик в половодье.
— То есть, как это — делать нечего? Что вы такое говорите?
— Вы заметили кубки и чаши, из которых мы пили мёд?
— Ну заметила. Еще бы не заметить такую красоту…
— Да уж… И стоят они просто огромных денег. И что, никакие мысли по этому поводу не пришли в вашу светлую головку?
Тут девушка смутилась, опустила глаза и ответила:
— Наверное, я вчера и впрямь… того. Больно уж хмельным оказался этот чертов мёд. Так что, пардон, вчера я была… м-м… немного не в себе.
— Это понятно. И ничего в этом зазорного нет. Гулять так гулять. Согласно конституции, мы имеем право на труд и на отдых… Что ж, объясню. Все эти раритетные чаши, тарелки, кубки и братины из серебра, относящиеся, по моему мнению, к XV–XVI векам, были найдены родноверами как раз в том месте, на которое мы нацелились. Такие дела, милочка. Мы пролетели как фанера над Парижем. Что ж, зато хорошо провели время на природе, что для людей городских весьма ценно, более-менее узнали друг друга, и возможно, продолжим наше знакомство, пообщались с родноверами… а это для России вообще экзотика. Можете статейку в газету или журнал о них накропать. Известность будет вам обеспечена.
— Пошли вы… со своей статейкой! — Дарья подхватилась на ноги и пулей вылетела наружу.
— О, женщины… «Дана вам роковая власть. Довольно вам одной улыбки, чтоб вознестись или упасть», — с выражением процитировал Глеб чьи-то стихи и пошел бриться.
Родноверы помогли им найти тропу, которая и привела Глеба
— Да не переживайте вы так, — болтал Глеб. — Какие у вас годы? Все впереди, дорогуша.
— Я вам не дорогуша… — хмуро огрызнулась девушка.
— Извините. Это я… к слову.
И только когда они расположились на привал у целебного источника, Дарья вдруг сказала вполне твердым голосом:
— Я думаю, нам нужно покопаться в том месте, где родноверами был найден клад.
— Зачем? Вас прельщают горшки-черепки? А больше там мы вряд ли что найдем.
Дарья умолкла, покусывая нижнюю губу; наконец решилась и объяснила, что она имеет ввиду:
— По моим данным, в том месте должен быть спрятан посох Ивана Грозного. Тот самый, с аликорном.
Глеб воззрился на нее как на ожившую статую девушки с веслом — насмешливо, но с диким удивлением.
— Вы что, милочка, никак не отойдете от вчерашнего?! Какой посох, о чем вы гутарите?!
— Ладно, расскажу… Куда денешься. — Дарья сокрушенно покривилась. — Хоть вы и не заслуживаете полного доверия.
— Это почему?
— Потому, — коротко ответила девушка.
Чисто женский «довод» Дарьи показался Глебу более чем убедительным, и он промолчал — так сказать, во избежание.
— Карта, копию которой я вам показала, попала нам… мне в руки вместе с запиской. — «Нам», отметил про себя Глеб; понятно, что без Борова здесь не обошлось; уж кто-кто, а Дарьин папашка имеет нюх на такие вещи почище собачьего. — Хотя, нет, не так! Хронология была иной: сначала записка, потом аукцион и покупка карты. Записка — можно сказать, письмо — была датирована 1670 годом. В этом письме некий Васюк Ртищев сообщал неизвестному адресату по имени Нечайко, что у него есть карта местности, где закопан клад. И будто бы эта карта досталась ему в наследство от деда, которого звали Ондрей. Концовка письма была оторвана, поэтому историю клада до конца узнать не удалось. Васюк писал, что его дед и еще кто-то умыкнули у самого Ивана Грозного рог инрога и другие ценности. И потом где-то спрятали. Напарник деда Ондрея, грамотный человек, указал на карте место захоронения клада… и на этом запись обрывается.
Глеб слушал, затаив дыхание. Вон оно что, оказывается! Наконец-то пляска пошла от печки.
— А как вы нашли карту? — спросил он.
— Тут, можно сказать, мне повезло. Записка лежала в старинной книге, приобретенной мною на аукционе. Она была спрятана в переплет. При ремонте переплета ее и нашли. И я решила, что и карта может быть у аукционистов. Так оно и оказалось.
— Занятная история… — Глеб в раздумье потер переносицу. — Сколько в ней правды, трудно сказать. А я думал, с чего это вы, когда пришли ко мне, — так сказать, на консультацию — все про аликорн да про аликорн… И потом, мы, вроде, поехали искать просто клад. Да-а, притемнили вы, мадемуазель, не хило притемнили… Полным дураком меня выставили.