Посол Господина Великого

Посняков Андрей

– По бесчестным монетам новое есть ли?
– строго поинтересовался Олег Иваныч.

– Так палач новый еще не приходил, гоподине, - замялся дьяк.
– Вот-вот должен... А так у нас уже все готово - и огонь разведен, и кнут, и дыба...

– Молодцы!
– похвалил Олег Иваныч.
– Не то что наши, владычные... Сразу видно - порядок во всем. Как звать-то тебя, человече?

– Февроний-дьяк, - поклонился посадничий.

– Ну, вот что, Февроний, бери-ко стражу да скачи немедля на сгоревшую усадьбу, в засаду. Верный человек сказывал - вернутся

туда шильники, не все богачество взяли.

– Сейчас!
– дьяк кинулся одеваться, выбежал в сени... да вдруг вернулся обратно.

– Что, грамота нужна какая?
– понимающе усмехнулся Олег Иваныч.
– Ну, на! Чти...

– "Владычьим именем да Божьим промыслом человек служивый Олег Иваныч имать право имеет да дознаванье производить усердно", - шевеля губами, прочитал дьяк, вернул грамоту почтительно: - В таком разе - мы быстро. Эй, Почин, Дмитрий... Собирайтеся живее!

Выбежал... снова вернулся:

– А как же охрана, господине? Стража-то к утру придет!

– Ну вот мы до утра тут и посидим, с катом-то новым, поспрошаем шильника да покараулим. Да не бойся, дело это долгое. С усердием пытать будем, сам знаешь, каков злодей-то!

– Да уж, молодой да упорный. Ну, успехов вам! С этими словами дьяк Февроний ушел окончательно. Заржали на дворе кони - понеслись на Прускую. Флаг вам в руки...

В сумерках подъехал к посадничьей канцелярии закутанный в бобровый плащ человек на рыжем коне. Поднялся по скрипучим ступеням крыльца, отворил дверь...

– Я кат охочий, от Ставра-боярина, - ухмыльнулся, тряхнув бороденкой козлиной.

– Давно ждем!
– обрадованно воскликнул дьяк - молодой беловолосый парень с гусиным пером за ухом и хитроватой мордой.
– Сейчас и попытаем...

– Так ты что, один тут, что ли?
– подозрительно огляделся кат.

– Все в порубе давно, тебя только и ждут. Спрашивали, на дыбе можешь ли?

– Могу и на дыбе, - важно кивнул палач.
– Всяко могу. Ну, веди, человече.

По узкой лестнице спустились в поруб. Дрожало вокруг слабое пламя факелов, разбрасывая по стенам длинные черные тени. С поросших зеленым мхом камней сочилась вода.

Ведущая в темницу дверь, обитая железом, была приоткрыта. Молодой дьяк, осторожно постучав, вошел, пропуская вперед палача.

На широкой скамье, за руки-ноги привязанный, лежал лицом вниз софейский отрок Гришаня. Спина отрока была заголена, напротив скамьи разложены орудия пыток. Реберный крюк, кнутья, плети-кошки, ногтяные иглы да деревянные клинья - вбивать меж пальцами. Незнамо откель и взялись - редко кого пытали в Новгороде.

Рядом с отроком сидел важный дьяк или даже боярин в богатом плаще с накинутым на голову капюшоном и перебирал в руках приспособления для снятия кожи.

– Здрав буди, князь, - поклонился палач.
– Сразу и начнем?

Не оборачиваясь, боярин кивнул, ничего не ответив.

Сбросив кафтан, новоявленный кат закатал рукава рубахи, взял в руки кнут, примерился, размахнулся...

Вскочивший боярин резко схватил его за руку.

– Ну, здравствуй, Митря Упадыш!
–

язвительно произнес он.
– Говорят, ты в каты подался?

Узнав Олега Иваныча, Митря попытался было бежать - да не тут-то было! Подскочивший сзади молодой дьяк - Олексаха - ловко завернул ему руку.

Отрок Гришаня со смехом уселся на лавке, показав Митре язык.

– Что, попытал, шильник?

Олег Иваныч показал Митре владычную грамоту, пояснив, что деваться тому некуда. Тот заскрипел зубами от злости... а может, и от испуга. Вид у собравшихся вокруг людей был довольно-таки решительный.

– Нам с тобой церемониться не с руки, - доходчиво объяснил Олег Иваныч.
– Либо выкладываешь все о Ставре - куда он увез боярыню Софью, да не связан ли с деньгами бесчестными, либо...

Он не договорил, но стоявший рядом Олексаха красноречиво помахал кинжалом.

– Вижу, ваша взяла, - вздохнул Митря.
– Скажу, куды ж мне деваться. Руку-то отпустите, чай, не железная.

Хитер был Упадыш, хитер и коварен. Знал - в чем можно признаться, а что и так, не договорив, оставить.

Рукой махнул, рожу пожалостливей скривил, прогнусавил:

– О бесчестных деньгах ничего не ведаю, хоть сейчас пытайте. А о Софье... о Софье знаю. В псковскую землю повез ее Ставр, в монастырь дальний.

– Зачем в монастырь-то?

– Так не хочет она за него, - пожал плечами шильник и, стрельнув глазами, добавил, что дорогу туда только он, Митрий, знает. Показать может, в обмен на жизнь и свободу. На последнее особенно упирал, зная: частенько тех, кто сказал все, находили потом в Федоровском ручье... как найдут, может быть, по весне глупого подмастерья Сувора. Боялся, что и его туда ж кинут, по себе людей мерил, сволочь.

Напрасно просидела на сожженной усадьбе засада с посадничьим дьяком Февронием. Продрогли все, как стало светлеть - вернулись. Пусто было в приказе, так же пусто - и в порубе. Исчез и подозреваемый, и Олег Иваныч, человек служилый.

В отчаянье принялся Февроний о стенку головой биться - знал, за то, что случилось, кнут - это еще самое малое.

Стражник записку со стола поднял.

– Ди-а... ди-а-ку...

– А ну, дай-ка...
– встрепенулся дьяк. "Дьяку Февронию.

Своим приказом и поручительством Феофила-владыки по вновь открывшимся обстоятельствам бесчестного дела бросился в погоню во псковскую землю, взяв с собою задержанного отрока для свидетельства и нового ката, буде отрок далее противиться свидетельствовать будет.

Писано в Новгороде, месяце марте, в ночь на двадцатое число, лета от сотворения мира шесть тысяч девять сотен семь десятков девятого. Житий человек Завойский О. И.".

– Не много ль берет на себя Феофил?
– грамоту прочтя, усмехнулся в усы посадник.
– Да и человек этот житий - уж больно прыток.

Поворчал немного посадник, да бросил. И поважнее дела были. Дьяка же молодого пристрожил слегка, в Бежицкий Верх послав для дознания - воровали там зело много.

Глава 2

Псковская земля. Март - апрель 1471 г.