Потерянная, обретенная

Шанель Катрин

– Это «Благословляющий Спаситель на троне», – подсказал мне Александр и широко перекрестился.

Мы вошли внутрь, и я услышала тихий речитатив на незнакомом языке. Шла служба, люди стояли на коленях. Я вдруг вспомнила нашу обительскую часовенку, доброго кюре с ясными синими глазами. И тут же увидела русского батюшку, тоже худенького и ясноглазого, только у него была окладистая русая борода и длинные волосы, а наш кюре был чисто выбрит и совсем лыс.

– Здесь отпевали Тургенева, – шепнул Александр. – И здесь могла бы состояться наша свадьба.

Когда мы вышли на улицу, я сказала:

– Но я же католичка.

– Вы примете православие, – ответил Александр.

На этот раз я промолчала. Хотя у

меня были свои соображения о том, как должны приниматься решения в семье, и свои представления о религии.

Пока я наслаждалась обществом Александра, моя мать в Биаррице тоже познакомилась с одним русским. Синхронность наших с Шанель судеб все так же удивляла и пугала меня, особенно если учитывать непохожесть наших натур. Разумеется, не было ничего странного в том, что в Биаррице мама встретила русского эмигранта – ими, словно песком, было заполнено все побережье. Принесенный огненным ветром революции, этот песок содержал и откровенный мусор, но попадались истинные бриллианты. Не знаю, как именно произошло их знакомство, было ли оно таким же красивым и романтичным, как наше. Мися уверяла, что оперная певичка Давелли, более известная своими любовными похождениями, чем певческими дарованиями, по-дружески уступила любовника взамен на роскошный ужин. Если это была правда, мать вполне отомстила судьбе за то, что и ее саму когда-то один любовник уступил другому. И все же вряд ли – Миссия Серт была записная лгунья. Так или иначе, новый возлюбленный моей матери обладал множеством достоинств. У него были огромные глаза, точно такого же цвета, как те, любимые нами обеими и закрывшиеся навеки. Он был высок, длинноног, сложен как греческий бог, обладал суровым славянским шармом и был молод, моложе официального возраста матери на восемь лет, а об истинном ее возрасте я уж и вовсе молчу. Ну, и к тому же Дмитрий был титулован. Он был не какой-нибудь смазливый проходимец, а великий князь, наследник Российского престола! В его жилах текла кровь императоров. И он был помолвлен с принцессой! Женщина, которую он обнимал, должна была чувствовать себя королевой в мехах. Но, увы, князь Дмитрий был беден. Меха его любовнице пришлось бы купить себе самой. А заодно и своему любовнику. Он был очень избалован и вовсе не собирался отказывать себе в удовольствиях, за которые платила моя мать.

Шанель очень привязывалась к вещам, которые стоили ей дорого. Ей, вероятно, захотелось увезти молодого любовника домой, как увозят курортные сувениры – шарики с цветными спиралями внутри, карандаши со стеклянными вставочками, за которыми сияет морской пейзаж, зеленые леденцы с привкусом йода. И он согласился.

– Он плохо понимал, кто я, – объяснила мать. – Но когда мы приехали в Париж, – о, тут мой русский солдатик понял, с кем имеет дело!

Наконец я набралась храбрости.

– Мама, мне надо тебе кое-что сказать.

Она выслушала меня спокойно, улыбнулась, когда узнала, что мой избранник тоже русский, взглядом знатока рассмотрела кольцо с красным камнем и заметила:

– Оправа очень некрасива, а вот камень недурен. Никогда не видела, чтобы так гранили рубины. А посмотри, что мне подарил Дмитрий!

Шанель показала мне тяжелый крест, инкрустированный драгоценными камнями, и еще жемчужное ожерелье с алмазной застежкой, браслеты. Я промолчала о вспыхнувшей догадке: эти украшения не могли принадлежать обедневшему отпрыску императора, он бы продал их или заложил, чтобы поддерживать привычный образ жизни. Я ни капли не сомневалась, что Шанель сама купила эти безделушки у антиквара и теперь выдает за подарки любовника. Это было смешно и мило. Я улыбнулась, и мама тут же спохватилась.

– Ты счастлива? Может быть, ты уже… Можешь сказать мне все, тебе незачем скрывать.

– Нет, мама, что ты! Я не беременна, мы вообще не были близки. Александр хочет жениться

на мне. Он сделал мне предложение и хочет просить у тебя моей руки.

Я увидела, как тонкие брови матери дрогнули, и вдруг поняла свою ошибку. На ней никто никогда не хотел жениться! Никто не делал ей предложения руки и сердца! Она всегда была любовницей, веселой подругой, ласковой малюткой – но никогда невестой, женой.

Но она смогла побороть в себе дурное, ревнивое чувство и сказала:

– Что ж, пусть приходит к ужину. Я посмотрю, достоин ли он моей девочки.

Странная компания собралась за ужином в «Легком дыхании»! Стравинский, пожирающий мою мать глазами и поворачивающий за ней свое некрасивое, но светящееся гениальностью лицо; госпожа Стравинская, расстроенная этой мизансценой, то бледнеющая, то краснеющая и все норовящая сползти в обморок; Мися Серт в слишком декольтированном вечернем платье, открывающем ее уже начавшие увядать роскошные плечи – у нее были какие-то свои неприятности, коротышка-муж начал изменять ей с прохвосткой помоложе; серьезный и спокойный Александр; рассеянный красавец Дмитрий, который пил много вина, но не пьянел и все катал по скатерти хлебные шарики – отвратительная, на мой взгляд, привычка! Общий разговор не клеился, но атмосфера была скорее приятная. Мы с матерью сидели рядом, в почти одинаковых платьях, она время от времени пожимала мне локоть и была так красива и мила, что я даже на короткую минуту поверила, что все будет хорошо.

Зря.

После ужина Александр попросил ее об аудиенции, и я не могла скрыть своего нетерпения. Старосветские манеры моего возлюбленного иногда умиляли, а иногда и раздражали меня. Чтобы время летело быстрее, я взяла Гелиоса, громадного добродушного пса, и пошла с ним в парк. Я пыталась научить его обычным собачьим фокусам, но он не хотел проходить науку и только валялся в траве, показывая длинный розовый язык и ласково взвизгивая. Я оставила свою затею и села рядом с псом. Там меня и нашел Александр. Он улыбался, и я бросилась ему на шею.

– Все хорошо?

– Пожалуй. Ваша мать – прелестная женщина. Я, должен признаться, ожидал увидеть вздорную старуху с натянутой кожей. Но мы чудесно побеседовали. Кажется, мне удалось произвести нужное впечатление. Только она просила, чтобы…

– Чтобы что? – спросила я, предчувствуя недоброе.

– Чтобы наша свадьба была отложена на год.

– Почему?! – ахнула я.

– Ее резоны показались мне разумными. Вы и в самом деле еще очень молоды, моя дорогая, и мы не так хорошо знаем друг друга. Нам надо проверить наши чувства.

– Я вполне уверена в своих чувствах. И не хочу ждать. Я самостоятельная девушка и всегда была такой. Давайте уедем прямо сейчас к вам в отель. Утром, когда откроется мэрия, мы зарегистрируем гражданский брак. Прошу вас, Александр!

Он смотрел на меня, словно колеблясь.

Но твердо сказал:

– Нет.

– Почему?

– Женившись на вас вопреки воле вашей матери, я бы поступил нечестно. Поверьте мне, это не сулит нам счастливой жизни. Так и моя матушка когда-то убежала с отцом, не получив родительского благословения. Родители прокляли ее. Она умерла, когда я был ребенком, и перед смертью просила меня только об одном: чтобы я не нарушал родительской воли.

В эту минуту я остро пожалела, что открыла Александру наш секрет. Если бы он продолжал считать Шанель моей теткой, может быть, ее благословение не играло бы для него большой роли. Но почему она так поступила? Что заставило ее, с удовольствием бросающуюся в круговорот наслаждений, удержать меня от брака? Я решила, что должна немедленно спросить об этом, и едва ли не бегом кинулась к дому. Александр поймал меня за руку:

– Постойте, Катрин! Скажите мне «до свидания», я уезжаю.

– До свидания, – сказала я, переступая с ноги на ногу, как нетерпеливая лошадка.