Потерянные души Уиллоубрука

Вайсман Эллен Мари

В этот момент в кафе в обнимку вошли незнакомые парень с девушкой. С виду они были укуренные или поддатые, а может, и то и другое. Смеясь и целуясь, парочка завалилась в уголок.

— Ты правда не хочешь в другое место? — спросил Эдди. — Мы еще можем уйти, ты знаешь.

— Нет. Все будет нормально. Мне просто нужно поесть, — сказала она. — А что ответил твой дядя, когда ты рассказал ему, что мы нашли Розмари?

Эдди достал соломинку из диспенсера, стоявшего рядом с салфетницей, и принялся крутить ее в пальцах.

— Он был в шоке, но не удивился, что Болдуин скрывал эту

историю. Расстроился, конечно, что я тебе помогаю, но сказал, что нам повезло найти тогда Розмари; в этот туннель больше никто не ходит, и как знать, сколько бы она там пролежала. Может, целые годы. — Он согнул соломинку пополам и сунул ее в салфетницу.

По спине у Сейдж пробежала ледяная дрожь. Она представила себе, как Розмари сидит там, холодная, одинокая, в недрах этого чудовищного учреждения; сидит недели, месяцы, годы, постепенно разлагаясь. К тому же, если бы они не нашли ее, Сейдж осталась бы взаперти — возможно, до конца жизни. Слава богу, она попыталась сбежать. Слава богу, Эдди помог ей, проведя в туннели. Ибо, как ни терзалась она из-за убийства сестры, счастье оказаться на свободе пересиливало.

Тем временем Айрис поставила перед ними заказ, и Эдди полил обе порции блинчиков сиропом.

— Значит, ты думаешь, что он будет тебя искать? — спросил он, приступая к еде. — В смысле когда узнает насчет Розмари.

У Сейдж замерло сердце. Господи, он тоже считает, что Уэйн хочет ее убить.

— По-твоему, Уэйн будет меня искать?

Эдди расширил глаза.

— Нет! Не Уэйн. Я говорю об Алане. Ты же собиралась пожить у подруги.

— Ясно. — Она расслабилась. — Мне… Я сомневаюсь. Зачем бы ему?

— А как насчет похорон твоей сестры? — спросил Эдди.

Она положила вилку и отхлебнула молока, пытаясь собраться с мыслями.

— Алан не станет раскошеливаться на похороны. Просто разрешит сжечь тело или что там обычно делают в Уиллоубруке с умершими пациентами.

— Тех, кого не забирает семья, отправляют в городской крематорий.

— Ну вот, тогда именно так и случится. И если честно, у меня не было времени подумать об этом. — Чистая правда. Но нужно отдать дань уважения и проститься с Розмари. В этот раз по-настоящему. — Думаю, что пойду; прочесть молитву, помянуть сестру. — На глаза ей опять навернулись слезы.

— Прости, — сказал Эдди. — Не надо было мне про это говорить. И вот что: можешь некоторое время пожить у меня, если хочешь, а не рассчитывать на подружек. — Он немедленно покраснел, сообразив, что предложение, вероятно, прозвучало неуместно. — В смысле пока не сообразишь, что делать дальше.

Обескураженная его словами, Сейдж не знала, как отказаться и при этом не выглядеть неблагодарной. Жить у человека, который работает в Уиллоубруке, она бы все равно не смогла, даже недолго.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она, — но я тебя почти не знаю, и мы вместе нашли мою сестру, так что это может показаться странным.

— Да ничего, — сказал Эдди. — Вот только что тут странного? Это ведь Уэйн — подозреваемый номер один. Не ты. Не я.

— Но доктор Болдуин пытался внушить детективу Нолану, будто это я убила Иви и Розмари, поскольку мне известен характер повреждений.

—

Да что за черт? Неужели он думал, что ты прокрадываешься из палаты и убиваешь людей? Разве он не понимает, что, если бы ты могла выбраться оттуда, давно бы сбежала?

— Не знаю. А тебе во время допроса не показалось, что следователь подозревает тебя?

Эдди уставился на нее так, словно у нее на лбу появился третий глаз.

— Нет. Вовсе нет. Но опять же, к тому времени Уэйн уже сбежал.

— И правда. Я как-то не подумала. Ты знаешь, Нолан хотел отправить копа к нему на квартиру, но выяснилось, что его личное дело пропало.

— Дело Уэйна?

Она кивнула.

— Странно.

— Ты знаешь, где он живет?

— Нет. Но теперь ясно, почему Нолан задал мне тот же вопрос.

Сейдж помедлила и все-таки решилась спросить:

— Черт возьми, как ты можешь работать в Уиллоубруке?

Он пожал плечами.

— Мне там не нравится. Но приходится терпеть, потому что я в прошлом году влип. Дядя устроил меня в Уиллоубрук, чтобы держать в узде, пока я буду получать аттестат.

— А во что ты влип?

Эдди потер руку, лежавшую на колене, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Я подрался, — объяснил он. — Причем неслабо. Уложил одного козла в больницу на несколько дней. Из школы выперли; ну, ты сама знаешь, как это бывает. — Он не сводил с нее глаз, словно отчаянно искал понимания. — Я в жизни ни разу не дрался, но этот тип был реальный козел, так что получил по заслугам. Проходу не давал одной девчонке. Она была малость плотненькая, и он просто изводил ее. В конце концов я его от нее оттолкнул, но он все не унимался, ну, я ему и врезал. Он за нож, мы сцепились, и он упал на лезвие, прямо грудью. Повредил аорту. Ну а дружки его, естественно, сказали копам, что за нож первым схватился я.

Сейдж чуть не выдала заурядный ответ вроде «бедняга» или «жуть какая», но Эдди смотрел на нее так настороженно и растерянно, что она остановилась. Ей ли не знать, каково это, когда никто тебе не верит.

— А та девчонка, за которую ты заступился? Она сказала правду?

Он вздохнул.

— Ты же понимаешь. Дети, над которыми смеются, предпочитают помалкивать, чтобы не огрести еще.

Да, она очень хорошо понимала. Сколько бы ее не дразнили в школе за то, что она выше всех, включая мальчиков, она никогда не жаловалась. Не было смысла. Пожалуйся она учителю или директору, ее бы совсем затравили. Ей вспомнились сотрудники Уиллоубрука, которые боялись доносить друг на друга.

— Паршиво, — сказала она. — Я так понимаю, твоя мать тоже тебе не поверила?

Эдди невесело усмехнулся.

— Она больше беспокоилась о добром имени семьи. Мать — большая шишка в яхт-клубе округа Ричмонд и воображает себя великой благотворительницей, которую всегда будут помнить за добрые дела. Скандала она мне не простила бы. Пригрозила оставить без денег, если я снова дров наломаю. В конце концов выяснилось, что нож был не мой, но обратно в школу меня уже не взяли. Дядя и устроил меня на работу, потому что мать рвалась спровадить в армию, а так она дала мне два года на исправление, иначе точно лишит наследства.