Потерянные души Уиллоубрука
Шрифт:
Секретарша в замешательстве — а может, от утомления, трудно было сказать, — наморщила лоб.
— Подождите немного, пожалуйста, — попросила она, доставая папку. Потом перелистнула страницу и стала водить пальцем по следующей. Убрав папку на место, секретарша сняла трубку и, деловито улыбнувшись Сейдж, указала в сторону зала ожидания: — Присаживайтесь, пожалуйста. К вам скоро подойдут.
— Спасибо, — поблагодарила Сейдж. Она выбрала место у стола, изо всех сил стараясь расслышать телефонный разговор. Когда секретарша отвернулась и зашептала в трубку, Сейдж ощутила каменную тяжесть в груди. Может, есть плохие новости о Розмари и секретарша не хочет сама сообщать
Сидя в ожидании, Сейдж невольно представляла себе сестру в этом же зальчике: как ее мать и Алан разговаривают с секретаршей, а потом кто-то уводит Розмари. Мать хоть поинтересовалась, где станет жить ее дочь? Спрашивала ли, будет ли у нее отдельная палата, или ее поселят с другими девочками? Глаза Сейдж наполнились слезами. Розмари, надо полагать, была до смерти напугана и растеряна.
Ее тянуло расспросить пожилую пару, что им известно об Уиллоубруке. На вывеске значилось, что это школа, но по обстановке место больше смахивало на больницу. Или, что еще хуже, на психбольницу. Сейдж грызла ногти, живот крутило от страха. Глупости, конечно; такой же абсурд, как рассказы о Кропси, — но она никак не могла отделаться от воспоминаний о других слухах, которые ходили во времена ее детства. Например, поговаривали, что врачи проводят тут эксперименты над детьми или что Уиллоубрук построен на Стейтен-Айленде именно потому, что земля там пропитана ядом со свалки Фреш-Киллз, что обеспечивает приток даунов для научных исследований.
Не успела она собраться с духом, чтобы приступить с расспросами к пожилой паре, как в конце зала открылась дверь и мужчина в белой униформе ввел мальчика лет десяти, одетого в мешковатую фланелевую рубашку, изношенные башмаки и штаны на завязке. Мужчина, ведший мальчика за руку через комнату, казался раздраженным; это впечатление усугубляла его короткая стрижка, а может быть, квадратная челюсть. Мальчик шел с опущенной головой, его руки со странно скрюченными пальцами дергались под подбородком. В Сейдж шевельнулось ужасное предчувствие: мужчина в белой униформе — никакой не учитель. Он медбрат или санитар, каких видишь в больнице или психушке. Пожилая пара встала и бросилась к мальчику.
— О, Джимми, — пробормотала жена, взяв его за копошащиеся руки. — Мы так по тебе соскучились.
— Да, — сказал муж. — Как ты, сынок?
Джимми безучастно смотрел на них, скривив рот на одну сторону.
— Поздоровайся с мамой и папой, Джимми, — велел санитар.
— Здравствуйте, мама, папа, — сказал Джимми. В конце каждого слова язык вываливался у него изо рта. Голос у ребенка оказался ниже, чем ожидала Сейдж. Может, мальчик был старше, чем казался.
По лицу матери пробежала тревога, и она мягко коснулась головы Джимми: его челюсть и шея были покрыты чем-то темным, похожим на засохшую кровь.
— Что у него с ухом?
— Сцепился с одним парнем, и тот его укусил, — ответил санитар.
— Похоже, нужно наложить швы, — забеспокоилась мать.
— Я передам его врачу, — исполненным безразличия голосом отозвался санитар.
— А как же новые кеды, что мы принесли в прошлый раз? — спросил отец, указывая на башмаки на ногах Джимми, на пару
Санитар посмотрел на ботинки, словно увидел их в первый раз.
— Не знаю, — сказал он. — Потерял, надо думать.
Отец покачал головой, очень недовольный.
— Уже третья пара в этом году.
— Можно немножко погулять с ним? — спросила мать. — Там метет, но свежий воздух ему не повредит.
— Я не захватил его пальто, — возразил санитар. — Может, в следующий раз.
— Я могу принести пальто, — вызвался отец. — Только скажите мне, где оно.
— Мистер Чан, вы же знаете, что родителям нельзя в палаты. Я вам сто раз говорил.
— Говорили, говорили, — согласился мистер Чан. — Мне только хотелось бы знать почему. Почему нам нельзя посмотреть, где живет наш сын? Что вы там скрываете?
— Ничего мы не скрываем. Просто другие пациенты могут расстроиться, увидев в палатах родителей, особенно те, кого никогда не навещают. Встречайтесь с Джимми прямо здесь, как всегда. Это сколько угодно.
— А почему мы всегда должны заранее сообщать, когда приедем, а иначе Джимми не разрешат выйти к нам? — поинтересовался мистер Чан. — Может, вы мне и это объясните?
Миссис Чан уже взяла Джимми за руку и повела его в комнату с игрушками рядом с залом ожидания, ласково поглаживая сына по плечу.
— Не я правила устанавливаю, мистер Чан, — бросил санитар. — Хотите жаловаться — обращайтесь к врачу или в администрацию.
— О, именно это я и собираюсь сделать. Родительский комитет на днях встречался с одним из ваших врачей, и уж мы докопаемся, в чем тут дело, будьте спокойны!
Санитар пожал плечами:
— Поступайте, как считаете нужным.
Мистер Чан еще раз сердито взглянул на него и проследовал за женой и сыном в игровую комнату. Санитар некоторое время понаблюдал, как они располагаются, затем повернулся, собираясь уходить, и вдруг заметил Сейдж. Он замешкался, и на лице у него появилось странное выражение. Вместо того чтобы выйти, он подошел к секретарше и что-то тихо сказал ей, перегнувшись через стол. Та кивнула, коротко глянув на Сейдж. Санитар, снова оглядев посетительницу, вышел через дверь в конце зала.
Сейдж снова начали грызть дурные предчувствия. Они говорили о ней. А что именно? Что Розмари, скорее всего, не найдут? Что нужно привести врача, который сообщит Сейдж о смерти сестры? Или речь шла совсем о другом?
Сейдж встала и подошла к секретарше.
— Прошу прощения, — сказала она. — Но мне показалось, что вы и тот человек говорили о моей сестре. Вы можете мне что-нибудь сказать? Хоть что-нибудь?
Секретарша покачала головой:
— Извините. Я не в курсе дела, но скоро к вам кто-нибудь выйдет и все объяснит.
— Но вы не понимаете, — сказала Сейдж. — Я недавно узнала, что моя сестра здесь. Раньше мне говорили, что она умерла, и я приехала издалека, и…
В этот момент дверь в задней части зала открылась: вернулся стриженный ежиком санитар в сопровождении худого человека в твидовом спортивном пиджаке. Санитар указал на Сейдж, и оба быстрым шагом направились к ней: один — сжав кулаки, второй — с мрачным лицом. Первым побуждением Сейдж было повернуться и убежать. Они думают, что она больна; они собираются запереть ее. Может быть, Алан предупредил их о ее приезде, потому что хотел от нее избавиться. Может быть, он все наврал про Розмари, чтобы она, Сейдж, ломанулась сюда. В конце концов, ей, как и всем детям на Стейтен-Айленде, с пеленок твердили, что их отправят в Уиллоубрук, если они не будут хорошо себя вести. И теперь кошмар оборачивается явью.