Потерявшиеся в России
Шрифт:
– Ну, хоть в сознании?
– В сознании. Говорят, ничего опасного для жизни нет, но полежать придется.
– Ах, подонки! Что ж это за мразь такая? Как же мож-но живого человека просто так взять и избить. Человек, можно сказать, с дружественным визитом к нам приехал. Что про нас люди скажут?
Василий Никифорович нервно курил папиросу, делая глубокие затяжки, и табачный дым шел из носа и изо рта, как пар из ноздрей рабочей лошади в морозную погоду.
– А что про нас скажут?
– зло выкрикнула Даша.
– Все и так знают, что у нас человека убить, что муху прихлоп-нуть. И убивают за просто так. А ты говоришь, избить.
– Ты не расстраивайся, дочка. Жив твой Фарад, и сла-ва Богу! Значит обойдется.
– Фархат, - поправила Даша.
– Ну, Фархат, - согласился Василий Никифорович.
– Идите ужинать, - голова Галина Михайловна просу-нулась в дверь.
Они сели за стол, и только теперь Даша поняла, как она голодна. Ужинали, молча, иногда перекидываясь не-значительными словами. После ужина Даша позвонила Лене.
– Не беспокойся, я все сделаю!
– пообещала Лена, ко-гда Даша рассказала ей про Фархата.
– Я его возьму в свою палату.
Потом Даша набрала код Москвы и номер телефона посольства, который дал ей Фархат...
Утором, за завтраком Василий Никифорович вдруг спросил:
– Дочка, в какой больнице твой араб лежит?
– Зачем тебе?
– насторожилась Даша.
– А мы к нему сегодня в больницу пойдем, - объявила мать.
– Зачем?
– испугалась Даша.
– Как это, зачем?
– у Василия Никифоровича припод-нялись брови.
– Человек в чужом городе, один. Ни родных, ни близких. Лежит покалеченный. Мы что, не люди? Это тогда получится, что мы не лучше тех, которые его били.
– Мы ему бульончика куриного сварим. Ему сейчас бульон хорошо. Да блинчиков напеку, горяченьких, - с удовольствием проговорила Галина Михайловна, и лицо ее источала елей.
– Щеки Даши покрылись румянцем, и она, скорого-воркой объяснив родителям, как найти Фархата, поспеши-ла выйти из-за стола.
Глава 12
Мила уже месяц встречалась с Вадимом, но пригла-шение провести выходные на их даче застали ее врасплох. Они ели мороженое в кафе после вечернего киносеанса.
– Тебе фильм понравился?
– спросила Мила.
– Да так!
– пожал плечами Вадик.
– Ширпотреб.
– Ну, с этим я не спорю, - согласилась Мила, слизывая с ложечки мороженое.
– Тогда, что тебе не понравилось?
– Ну, например, не к месту много едят...и не к месту много секса. И это не несет смысловой нагрузки. И секс, и еда как бы сами по себе... Я заметил, что это какая-то но-вая мода в современном кино. Вроде как, если этого нет, то как у Станиславского: 'Не верю!' Получается, в этом и есть высшая форма реализма. И едят-то похабно. Рот на-бьют и разговаривают. Как-то показывали сохранившиеся кадры вручения Нобелевской премии Бунину. Показали его
– Ну, это, скорее, относится к режиссеру, низкая куль-тура которого и порождает безвкусицу. Только ты, Вадик, утрируешь ситуацию и, как бы, эстетствуешь вслед за Бу-ниным. Жизнь чуть грубее и проще. Общеизвестный факт, что некоторые племена считали процесс принятия пищи занятием индивидуальным, обрядом, который нужно от чужих глаз скрывать, потому что в это время могут напус-тить порчу. Но ведь это не значит, что мы тоже должны стыдливо закрываться и прятать лицо, когда едим.
– Прятать лицо не нужно, но и выпячивать это как очень значимое действо, тоже ни к чему, - упрямо возразил Вадик.
– Эротика, тем более, к месту - это красиво. А ту-пой секс, единственно для того, чтобы привлечь зрителя - это пошло...Еда и секс - это вещи интимные, да и визу-ально малопривлекательные. Дикари это понимали...
Из кафе они шли окружными путями и болтали о всякой всячине. А возле дома, проводив Милу до подъезда, Вадик неожиданно сказал:
– Отец приглашает тебя с Катей на выходные на дачу. Я за тобой заеду.
Это было неожиданно, и Мила даже не сразу сообра-зила, что на это сказать. Вадим ушел, а она растерянно смотрела ему вслед и не могла понять, что это значило, хо-рошо это или плохо, и нужно ли принимать это предложе-ние. Но субботы Мила ждала с нетерпением, и когда Ва-дим позвонил ей утром, она уже не сомневалась: пойдет, потому что ей этого хотелось...
По городу они ехали в потоке машин, пропуская пе-шеходов на перекрестках и тормозя перед многочислен-ными светофорами, но чуть не наехали на бабульку с сум-ками, которая ринулась вдруг наперерез машине через до-рогу. Женя нажал на тормоза, шины противно заскрежета-ли, и в салоне запахло жженой резиной. Милу качнуло вперед, и она едва успела удержаться руками за переднее сидение, предохраняя Катькин лоб от удара.
– Ты что, бабка, совсем рехнулась?
– высовываясь из окна, заорал на бабку Женя.
Бабулька зло огрызнулась, но даже не повернула го-ловы в сторону машины и рысью закончила свой риско-ванный забег на противоположном тротуаре.
– Вот народ!
– покачал головой Женя.
– В Минске народ дисциплинированнее, - сказал Ва-дим.
– Я ни разу не видел, чтобы кто-то переходил дорогу вне перехода.
– То же самое в Риге, - согласилась Мила.
– У нас по-сле девятого класса была поездка в Ленинград, Ригу и Са-ласпилс. В Риге пешеходы стоят у светофора и ждут, пока загорится зеленый свет, даже если ни одной машины нет ни справа, ни слева.
– Ну, это уже тупость, - усмехнулся Женя.
– Чего сто-ять и ждать, если машин нет, и дорога свободна?
– Вот-вот! Это наша логика. Мы ждать не можем. Нам надо быстрее, - сказала Мила с иронией... Самое смешное в том, что мы, экономя эти пустые секунды, теряем часы в пустой болтовне или в бессмысленном времяпровождении.
– Это точно, - согласился Вадим.
– А что это за Салас-пилс такой?
– спросил он неожиданно.
– Причем тут Саласпилс?
– не поняла Мила.- Ну, ты сказала 'Саласпилс'. Вы ездили в Ригу и Саласпилс.