Потерявшиеся в России
Шрифт:
– Коль, поешь, - попыталась остановить его Ольга Алексеевна.
– Откуда силе браться, если ты не ешь ничего?
– Сейчас, Ольга Алексеевна, только покурю, - пообе-щал Николай.
– Коль - спросил Виталий Юрьевич, когда тот вернул-ся за стол.
– Вот ты воевал в Чечне...
– Не воевал... я служил в Чечне, но нас вывели оттуда в 1991 году... хотя накушался я там по горло, - криво ус-мехнулся Николай.
– Ну, все равно. Раз там служил, значит, не понаслыш-ке знаешь ситуацию... Мне интересно знать твое мнение. Ты слышал, что опять в Чечне делается? Похищают жур-налистов. Уже после войны, накануне выборов
– Давить их надо, как крыс - вот и все мое мнение, - глаза Николая зло сверкнули и сузились.
– Так что же, новая война в Чечне?
– Значит война, - согласился Николай.
– Юрьич, сплошное предательство. Оставили в Чечне оружие, кото-рое досталось 'за здорово живешь' чеченским мужикам. А когда я служил в Краснодаре, у нас, помню, солдата вые...
– Николай покосился в сторону Таисии Ивановны, - простите, вздрючили за шесть не расстрелянных на стрельбище патронов, которые нашли у него в тумбочке... А зачем наших отозвали, когда мы их загнали в горы? Да тогда бы и конец войне. А уж если мы схлестнулись в этой Чечне с бандитами, то нужно было оставаться там до конца и отомстить. Ты знаешь, Юрьич, что они делали, гады, с нашими в 1991 году? Видел бы ты, как они резали наших солдат и как издевались над русскими. Говорили: 'Рус-ские, не уезжайте: нам нужны рабы'.
– Так я знаю, что и наши с мирным населением не це-ремонились, - возразил Виталий Юрьевич.
– Так это мирное население по ночам нам в спины па-лило.
– А ты знаешь, что одна русская, жена чеченца, сказа-ла? 'Не можем мы выдавать наших, даже если они воюют. Здесь так не принято'. Может быть, мы просто не знаем или не хотим знать их обычаи, их культуру, и пытаемся решить все вопросы с позиции силы?
– Это все только умные слова, - криво усмехнулся Ни-колай.
– Чечня - это Россия. А раз Россия - сидите и не рыпайтесь.
– Вот я про то и говорю. Ты считаешь чеченцев злы-ми, они, мол, относятся плохо к русским. Только мы не помним, как Сталин в 1944 году одним махом выселил че-ченцев с их родной земли.
– При Сталине чеченцы сидели бы тихо как мыши, - буркнул Николай себе под нос.
– А теперь они обнагле-ли... Налей-ка мне, Юрьич, еще чуток, да я пойду столбы доделаю...
Уже вечерело, когда Виталий Юрьевич с Ольгой Алексеевной собрались домой. Они пошли не по дороге, а по берегу, вдоль речки. По берегам стеной стояли ракиты. Стволами они кланялись речке, касаясь ветками воды. В этой неширокой быстрой речушке водилась всякая рыба вплоть до щук, и рыбаки с удочками в любое время дня стояли в воде в своих глубоководных до бедер сапогах. До мосточка - справа, а после него - слева тянулись дачки, и Виталий Юрьевич с женой любили рассматривать домики, которые до одного знали, сравнивали их со своим домом и радовались или удивлялись, если какой-то домик приобре-тал новое очертание, когда в него добавлялась новая де-таль вроде веранды или трубы, что означало появление в доме камина или печки. Восторг Ольги Алексеевны вызы-вали вновь посаженные цветы, и она тут же давала себе слово посадить у себя такие же.
– А сколько лет Татьяне?
– спросила вдруг Ольга Алексеевна.
– Не знаю, - пожал плечами Виталий Юрьевич. Знаю, что она
– Если так, то ей под сорок. А выглядит на все шесть-десят, - удивилась Ольга Алексеевна.
– Да! Если вас рядом поставить, ты ей фору дашь, - довольно заключил Виталий Юрьевич.
– Велика гордость, ровняться с несчастной, которая всю жизнь в навозе, да в земле ковыряется, чтобы добыть пропитание.
– И водку, которую пьет вместе с мужиком. А ему, ду-раку, нет чтобы девку хорошую найти, он берет выпивоху, да еще с ребенком, который ему безразличен. Парочка - баран да ярочка.
– Какой ты злой!
– укорила Ольга Алексеевна.
– Это их беда и их крест.
– Я не злой. Мне обидно за хорошего мужика. Ты пом-нишь его в первый год, когда он нам на даче помогал? То-гда он после армии шофером в совхозе на газике работал, да еще и подрабатывал. Приятно было смотреть. Ладный, загорелый. Кто ему мешал жениться, обустроиться? Ведь любая девка за него с радостью пошла бы.
– Значит, не сложилось. Война людей ломает. Он же, в сущности, совершенно беспомощен, - вздохнула Ольга Алексеевна, жалея Кольку.
– Знаешь что?
– сказала она.
– Давай им отдадим твои черные туфли. Ты их все равно не носишь. У вас же примерно один размер... И курточка твоя. Она тебе уже мала... А я отдам Татьяне кофту си-нюю, она мне не идет. И туфли на каблуках. Я на каблуках теперь не ношу.
– Пропьют, - вяло возразил Виталий Юрьевич.
– Сколько ты уже давала им разной одежды, вплоть до одея-ла, а я что-то ничего ни у Кольки, ни у Таньки не видел.
Перейдя мостик, они, чтобы сократить путь, пошли по тропинке между деревенскими домами и наткнулись на компанию из трех деревенских мужиков, которые распо-ложились на лужайке за изгородью одного из домов и пили то ли водку, то ли самогон. Чуть поодаль, у самого забора, лежала навзничь баба. Мухи ползали по ее лицу, и она де-лала неловкие движения рукой, пытаясь согнать их. Возле мужиков валялись две пустые поллитры, а пили они из од-ного стакана, который ходил по кругу: один из мужиков держал стакан с налитым до половины самогоном, а двое других молча ждали, пока тот выпьет.
Виталий Юрьевич и Ольга Алексеевна тихо прошли мимо. Мужики даже не взглянули в их сторону.
Дальше они шли молча. Только раз Ольга Алексеевна схватила его за руку и восторженно прошептала:
– Смотри!
На черной пашне краснели брошенные кем-то гладио-лусы. Это было красиво и одновременно страшно: это бы-ла какая-то могильная красота.
Глава 10
Вечером, когда Мила уже собиралась укладывать спать Катьку, позвонила Даша.
– Мил, что делать? Фархат приезжает, - голос ее был взволнован и дрожал.
– Он сейчас в Москве.
– Ты откуда звонишь-то?
– спросила Мила, зная, что родители настороженно, если не сказать больше, относятся к арабскому другу дочери.
– Откуда, откуда? Из дома.
– А как же родители?
– Да не слышат они. На кухне они, холодец разбира-ют. Я дверь закрыла.
– Ну, и чего ты испугалась?
– Да неожиданно как-то, как снег на голову. Я думала, - все, кончилась любовь. И вот, на тебе!