Потоп
Шрифт:
— Пошли вам Господь счастья! — ответила панна Александра.
Она стояла перед ним, точно оглушенная его словами. На лице ее отражалась тревога и замешательство, которые она напрасно старалась скрыть; она смотрела на молодого человека широко раскрытыми глазами и наконец сказала:
— Я не сержусь на вас.
— Дай Бог, чтоб так было, — ответил Кмициц. — Какой-то злой дух стал меж нас и разъединил нас, точно морем, и этого моря нам не переплыть. Мы шли не туда, куда нам хотелось, а туда, куда нас что-то толкало, и заблудились оба. Но теперь, когда нам надо расстаться, лучше крикнуть хоть издали друг
— Я теперь этого не думаю! — ответила девушка.
— Как же вы могли думать это хоть один час?! Правда, я раньше мог, не задумываясь, поджечь кого-нибудь, застрелить, но изменить ради собственной выгоды, ради себя — никогда! Вы женщина и не можете понять, в чем спасение отчизны, и не должны меня осуждать. Знайте же, что спасение в руках Радзивилла и шведов, и кто думает иначе, тот губит отчизну; я не изменник и никогда им не буду. Вы осудили меня несправедливо!.. Клянусь вам, я говорю это для того, чтобы вместе с тем сказать: я прощаю вас, но и вы меня простите.
Панна Александра уже овладела собою.
— Я сознаюсь в своей вине и прошу у вас прощения…
Голос ее дрогнул, и глаза наполнились слезами; Кмициц воскликнул взволнованным голосом:
— Прощаю, прощаю, я бы тебе и смерть свою простил!
— Пусть же Бог наставит вас на путь истины и не даст идти дальше по пути заблуждения!
— Замолчи, бога ради! — воскликнул Кмициц. — Как бы опять между нами не произошло недоразумения. На ложной ли я дороге или нет, но не говори об этом. Один Бог мне судья! Дай же мне руку на прощанье… Ни завтра, ни послезавтра, а может быть, и никогда уже я не увижу тебя, Оленька!.. Неужели мы с тобой уже не увидимся больше?..
Крупные слезы, как жемчуг, стали падать на ее щеки.
— Пан Андрей… Оставьте этих изменников… и, может быть, все…
— Замолчи!.. Замолчи!.. — ответил Кмициц прерывающимся голосом. — Не могу!.. Лучше не говори… Если бы меня убили, я бы не страдал так! Боже милостивый, за что такая мука? Прощай… в последний раз… Пусть смерть потом закроет мне глаза! Зачем ты плачешь?.. Не плачь, я с ума сойду!!
И, подбежав к ней, он прижал ее к груди и стал покрывать поцелуями ее глаза, губы, затем упал к ее ногам, наконец вскочил, как безумный, и, схватившись за голову, выбежал из комнаты, воскликнув:
— Тут и сам черт не поможет, не то что красная лента!
Оленька видела через окно, как он сел на лошадь и в сопровождении шести всадников направился к воротам, где часовые отдали ему честь; ворота захлопнулись, и они скрылись в темноте. Настала ночь…
XXV
Ковна и вся сторона на левом берегу Вилии, а также все дороги были заняты неприятелем, и так как Кмициц не мог ехать на Полесье большой дорогой, через Ковну и Гродну, то поехал боковыми дорогами, по берегу Невяжи до самого Немана, миновав который очутился в Трокском воеводстве.
Всю эту, правда не очень большую, часть пути он проехал без приключений, ибо местность эта находилась еще в руках Радзивилла.
Местечки,
Золотаренко был бы не прочь «потрепать» шведов, но те, чьим он был помощником, не хотели с ними войны или, по крайней мере, желали отложить ее на продолжительное время; поэтому Золотаренко получил строжайший приказ — не переходить реки, а в случае, если бы сам Радзивилл вместе со шведами выступил против него, он должен был сейчас же отступить.
Благодаря этому местность по правой стороне Вилии была спокойнее, но так как через реку посматривали друг на друга, с одной стороны, казацкие сторожевые отряды, а с другой — шведские и радзивилловские, то один выстрел мог повлечь за собой страшную войну.
В ожидании этого все попрятались в более безопасные места. Было спокойно, но и пусто. Повсюду Кмициц встречал безлюдные местечки и деревни.
Поля тоже были пусты, в этом году их никто не засевал. Простой народ прятался в непроходимые леса, куда забирал и все свое достояние; шляхта бежала в соседнюю Пруссию, которой пока еще не грозила война. Только на дорогах было движение, ибо число бежавших увеличивали и те, которым удалось переправиться с левого берега Вилии, из-под гнета Золотаренки.
Последних было много, особенно крестьян, — шляхта была большей частью или взята в плен, или перерезана на порогах собственных домов.
Кмициц то и дело встречал целые толпы крестьян с женами и детьми; они гнали перед собой стада рогатого скота, лошадей и овец. Эта часть Трокского воеводства была богата и плодородна, и у крестьян было что припрятать. Наступающая зима не пугала беглецов, и они предпочитали ожидать лучших дней среди лесных мхов, в шалашах, покрытых снегом, чем в своих родных деревнях умереть от рук неприятеля.
Кмициц часто подъезжал к беглецам или к кострам, горевшим ночью в лесных зарослях, и всюду слышал страшные рассказы о зверствах Золотаренки и его приверженцев, которые резали людей, не глядя ни на возраст, ни на пол, жгли деревни, рубили в садах деревья, оставляя только землю и воду. Ни одно татарское нашествие не причиняло такого опустошения.
Они не довольствовались обыкновенной смертью своих жертв и, прежде чем убить их, мучили страшными пытками. Многие из этих людей бежали, лишившись рассудка, и по ночам наполняли лес раздирающими душу криками; другие хоть и перешли уже на другую сторону Немана и Вилии, где их от Золотаренки отделяли леса и болота, но жили все время под страхом и протягивали руки к Кмицицу и его спутникам, умоляя о пощаде, точно перед ними стоял неприятель.
Встречал он по пути и шляхетские кареты, в которых ехали старики, женщины и дети; а за ними шли телеги, нагруженные запасами живности, домашней утварью и другими вещами. Всюду был страшнейший переполох, скорбь…
Кмициц порой утешал этих несчастных, говорил, что скоро придут шведы и прогонят того неприятеля, что за рекой. Тогда беглецы поднимали руки к небу и говорили:
— Пошли, Господи, здоровья и счастья нашему князю-воеводе за то, что он этих добрых людей привел для нашего спасения. Как только придут шведы, мы вернемся домой, на наши родные пепелища.