Потоп

Сенкевич Генрик

— Благодарим, пане комендант! — крикнули все хором.

— Двое возьмут с собой вьючных лошадей и сию же минуту поедут из города в Дубовую. Через город ехать шагом, а за городом пустить лошадей вскачь и остановиться только в лесу.

— Слушаюсь!

— Четверым зарядить ружья, для меня оседлать двух лошадей.

— Я знал, что что-то будет! — пробормотал Сорока.

— А теперь, вахмистр, за мной! — крикнул Кмициц.

И так, как был, в одних только шароварах и расстегнутой на груди рубахе, он вышел в сени,

а Сорока пошел за ним; так они дошли до колодца. Здесь Кмициц остановился и, указывая на висящее у журавля ведро, сказал:

— Лей на голову воду.

Вахмистр знал по опыту, как опасно было спрашивать два раза; схватил шест, опустив ведро в колодезь, вытащил его быстро и вылил всю воду на голову Кмицица; пан Андрей начал фыркать и похлопывать руками по мокрым волосам, затем крикнул:

— Еще!

Сорока повторил это еще раз — и лил воду так, точно хотел потушить пламя.

— Довольно! — сказал наконец Кмициц. — Ступай за мной; поможешь мне одеться!

И оба вошли в дом.

В воротах они встретили двоих людей, уезжающих с вьючными лошадьми.

— Через город шагом, а там вскачь! — повторил вслед им Кмициц и вошел в комнату.

Полчаса спустя он появился на дворе одетый в дорогу: на нем были высокие сапоги, лосиный кафтан, опоясанный кожаным поясом, за который был заткнут пистолет.

Солдаты заметили, что из-под кафтана выглядывал край проволочной кольчуги, точно он собирался в битву. Сабля была тоже пристегнута высоко, чтобы легче было схватиться за рукоятку; лицо было спокойно, но сурово и грозно…

Окинув взглядом солдат, готовы ли они и хорошо ли вооружены, он вскочил на лошадь и, бросив хозяину червонец, выехал из постоялого двора.

Сорока ехал с ним рядом, а остальные трое сзади, ведя запасную лошадь. Вскоре они очутились на рынке, заполненном войсками князя Богуслава. Там царило необыкновенное движение. Должно быть, был получен приказ собираться. Драгуны подтягивали подпруги и взнуздывали лошадей, пехота разбирала мушкеты, установленные в козлы перед домами; лошадей запрягали в телеги.

Кмициц очнулся от своей задумчивости.

— Слушай, старик, — сказал он Сороке, — ведь от усадьбы старосты дорога идет дальше и не нужно возвращаться через рынок?

— А куда мы поедем, пане полковник?

— В Дубовую.

— Тогда с рынка надо свернуть мимо усадьбы. Рынок останется за нами.

— Хорошо! — сказал Кмициц.

Спустя минуту он пробормотал точно про себя:

— Эх, если бы те жили теперь! Мало у меня людей для такого предприятия. Между тем они проехали рынок и стали сворачивать к дому старосты, который был в версте от дороги. Вдруг раздалась команда Кмицица:

— Стой!

Солдаты остановились, а он повернулся к ним и спросил:

— Готовы вы к смерти?

— Готовы! — ответили хором оршанские забияки.

— Мы лезли в горло Хованскому, и он нас не съел… Помните?

— Помним.

— Сегодня

нужно нам решиться на большое дело… Удастся — тогда милостивый наш король сделает из вас вельмож… Я в том порукой… Не удастся — сидеть вам на колу.

— Почему не удастся! — ответил Сорока, глаза которого сверкнули, как у старого волка.

— Удастся! — повторили трое других, Белоус, Завратынский и Лубенец.

— Мы должны похитить князя-конюшего! — сказал Кмициц.

И замолчал, точно желая проверить, какое впечатление произведет на солдат эта безумная мысль. Они тоже молчали и не спускали с него глаз, только усы их шевелились и лица приняли грозное и разбойничье выражение.

— Кол близко, награда далеко! — сказал наконец Кмициц.

— Мало нас, — пробормотал Завратынский.

— Это хуже, чем с Хованским! — прибавил Лубенец.

— Войска все на рынке, а в доме только стража и человек двадцать придворных, — сказал Кмициц, — которые ничего не ожидают и у которых нет даже сабель с собой.

— Ваша милость подставляете свою голову, почему бы и нам не подставить наши! — ответил Сорока.

— Слушайте! — сказал Кмициц. — Если мы не возьмем его хитростью, то никак не возьмем… Слушайте. Я войду в комнату и вскоре выйду с князем… Если князь сядет на моего коня, я сяду на другого, и поедем… Как только мы отъедем сто или полтораста шагов от города, двое из вас подхватят его за руки и будут мчаться с ним во весь дух.

— Слушаю-с!

— Если же мы не выйдем, — продолжал Кмициц, — и вы услышите выстрел в комнате, пустите стражам пулю в лоб, а мне подавайте коня, как только я выбегу из двери.

— Слушаюсь! — ответил Сорока.

— Вперед! — скомандовал Кмициц.

Все тронулись и четверть часа спустя очутились перед воротами старостиной усадьбы.

У ворот по-прежнему стояло шесть часовых с алебардами, а двое стояли в сенях, у двери. На дворе, около кареты, возились слуги, за которыми присматривал какой-то придворный, судя по костюму и парику иностранец.

Дальше, возле конюшни, гайдуки огромного роста укладывали на телеги тюки и другую поклажу, за ними следил какой-то человек, весь в черном, похожий по лицу на доктора или астролога.

Кмициц доложил о своем приходе через дежурного офицера, который тотчас же вернулся и пригласил его к князю.

— Как поживаете, мосци-кавалер? — сказал весело князь. — По вашему уходу я предположил, что мои слова вызвали в вас ложные упреки совести, и не думал вас больше увидеть.

— Как же я мог перед отъездом не засвидетельствовать вам своего почтения? — ответил Кмициц.

— Конечно, князь должен был знать, кому доверяет такое важное поручение. Я тоже не упущу случая воспользоваться вашими услугами и дам вам несколько писем к разным высокопоставленным лицам, а в том числе и к королю шведскому. Но зачем вы так вооружились?