Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
Отбив, по-уставному шаг, Алексей чётко доложил:
– Ваше Высокоблагородие, господин полковник! Сотник Каледин, прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
Полковник подал ему руку, крепко пожал его правицу, и неожиданно спросил:
– И что увидели в полку интересного? Что кинулось в глаза сразу? В чём недочёты, вам открывшиеся?
Алексей растерялся. Этого вопроса он не ждал. Но тут же, справившись с собой, чётко ответил:
– Ваше Высокоблагородие…
Полковник его
– Когда я не в строю – зовут меня Юрий Алексеевич, Юрий Алексеевич Кошелев.
– Я знаю, господин полковник… простите, Юрий Алексеевич.
И Каледин чётко и быстро доложил, что ему в полку понравилось из того, что он увидел.
Кошелев удовлетворённо потёр руки:
– Отношу замеченное Вами к усилиям всего офицерского состава. Мы – единая семья, и я надеюсь, что в её составе прибавилось ещё одним достойным офицером.
А всё же, какие недочёты Вы заметили?
– Ваше Высоко…
И тут же поправился:
– Юрий Алексеевич, кони не разбиты на табуны по норову, по силе. Поэтому жеребцы, в том числе и мой, – Каледин улыбнулся, – дерутся. У нас на Дону так не делают.
– А Вы, что, – удивился Кошелев, – успели и на выпасе побыть?
– Так точно!
Кошелев пытливо посмотрел на Каледина, но ничего не сказал, только с лица его ушла суровость, и пред Калединым стоял душевный старший товарищ, словно отец большой семьи, который каждому дитяти желает благополучия и счастья.
– Так всё же, что Вам ещё не понравилось?
– Казаки старших призывов по службе облегчения ищут, всё норовят на молодёжь переложить.
– И, Ваше… Юрий Алексеевич, нигде – ни на конюшне, ни на проходной – я не увидел книг у казаков. Что зубоскалить бестолку, да курить до одурения, пусть читают – и специальную литературу, уставы, да и не грех дозволить хорошую книгу разрешить читать.
Второе – я с зари здесь, в полку, кроме дежурного – не встретил ни одного офицера более. Мне думается, хотя бы по одному на эскадрон, да не в свой, а в соседний, целесообразно назначать, лучше будем знать жизнь казармы.
Вменить в обязанность с людьми беседовать, кто слаб в грамоте – подучить, письмо написать домой.
Вот, пожалуй, и всё, что я смог увидеть. Но того, что радует душу, несравненно больше, господин полковник. Полк крепкий, управляемый. Мне очень понравилась организация боевой учёбы, общее настроение.
– Спасибо, сотник. Рад тому, что обрёл нового боевого товарища. Сегодня, в офицерском собрании, представлю Вас офицерам, а на построении первого эскадрона – всему личному составу.
И, хорошо улыбнувшись, продолжил:
– Я вас, сотник, давно знаю. Всем полком обсуждали Ваше выступление на конференции, в присутствии Великого князя. Хвалю! Очень актуальные проблемы Вы подняли. Не все до этого уровня ещё доходят, даже опытные и послужившие офицеры. Тем отраднее, что
А видел Вас – младенцем, в люльке ещё. Имел счастие, в молодые годы, служить под началом Вашего батюшки. Науку Максима Григорьевича на всю жизнь запомнил. Как он там? Здравствует на своём хуторе?
– Так точно, Юрий Алексеевич. Батюшка – во здравии. Отпишу ему, что Вас встретил. Он будет очень рад.
Кошелев обнял Каледина за плечи левой рукой и подошёл к офицерам у крыльца штаба. Те, наперебой, стали с ним здороваться. И уже по одному этому было видно, что любят и чтят его не просто как командира, а как мудрого старшего товарища.
Войсковой старшина, который первым встретился Каледину, доложил:
– Господин полковник! В полку – всё в порядке. Люди здоровы, в лазарете лишь три человека – одному лошадь на ногу наступила, двое с простудой – купали коней, да и сами простыли. Завтрак сам опробовал. Весьма достойный.
Офицеров – в отпуске пять, двое, с командами, за фуражом поехали, есаул Исайченков – в штабе дивизии, с Вашим поручением.
У хорунжего Тымченко – сын ночью родился. Состояние младенца и матери – хорошее. Я отпустил счастливого отца со службы.
Третий эскадрон, как Вы и велели, отправил на огороды. Знатные овощи в этом году поспевают. К зиме закрома полными будут.
И по этому докладу, похожему на душевный разговор, Каледин понял, как же ему повезло с местом службы. В полку, где так пекутся о людях, где установлен такой порядок и такие отношения, служить было почётно и ответственно.
И Алексей тут же дал себе обет – не пожалеть сил и старания, чтобы и вверенное ему подразделение было лучшим в полку.
Кошелев, не отпуская руки от плеча Каледина, за которое его придерживал, обратился к офицерам:
– Господа офицеры, друзья! Принимайте в свою семью сотника Каледина Алексея Максимовича. Вы его все знаете, так как мы не раз обсуждали материалы конференции в прошлом году, и его выступление – было, на мой взгляд, самым ярким и интересным.
Кроме того – это сын моего старинного командира полковника Каледина. Имел счастие быть у него эскадронным командиром. Счастливейшее время – быть под началом такого отца-командира.
Поэтому – прошу любить и жаловать сотника. Всё, что сами знаете, расскажите ему и покажите.
– А Вас, достопочтенный Хрисанф Кириллович, – обратился он к войсковому старшине, – прошу, окажите содействие в жилье сотнику.
– Уже, Юрий Алексеевич. Думаю, сотнику с подъесаулом Царевским будет интересно и комфортно. Оба – книгочеи, теперь уже видно, да и холостяки к тому же. Или – как, сотник?
– Помолвлен, Ваше Высокоблагородие. Но, до очередного отпуска – пока один.
– Вот и славно, – даже повеселел войсковой старшина.