Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
Ровно в семь часов в зал вошёл командир полка, ведя под руку яркую, удивительно милую и скромную женщину, одетую с большим вкусом, но не вычурно.
Все замерли. Полковник Кошелев в парадном мундире, с Георгиевской шашкой и множеством орденов на груди, подвёл жену к Каледину и представил его ей:
– Знакомьтесь, Наталья Николаевна, это наш новый боевой товарищ, незабвенного Михаила Григорьевича сынок, Алексей Каледин. Сотником из училища выпущен, как золотой медалист.
Алексей благоговейно поцеловал
– Алексей Максимович, всегда помним Вашего батюшку. И наш дом для Вас всегда открыт.
Обратившись к Кошелеву с доброй улыбкой, произнесла:
– Вы позволите, Ваше Высокоблагородие, первый вальс я танцую с сотником.
Кошелев, с радостию, согласился:
– Да, да, голубушка. Непременно. Если сотник умеет танцевать вальс, а, Алексей Максимович?
– Умею, Юрий Алексеевич. Не подведу, – и он лихо прищёлкнул каблуками. При этом малиновым звоном отозвались и шпоры, даже Кошелев обратил внимание на их необычайно чистый звук:
– Отцовы?
– Да, Ваше… Юрий Алексеевич.
– О. я помню этот звон ещё у войскового старшины Каледина. Ни у кого шпоры так больше не звенели. Чистый какой звук!
– А вы знаете их историю, юноша? – спросил Кошелев у Каледина.
– Нет, Юрий Алексеевич.
– О, это славная история. Эти шпоры преподнесли Вашему отцу невольники, которых мы освободили из турецкого плена. Знаменитый мастер их делал. Из серебра с позолотою, а внутри – какой-то драгоценный камень вделан. Вот он, перекатываясь в серебряном шарике, и издаёт такой звон.
Берегите их. Это священная реликвия, священная память.
– Спасибо, Юрий Алексеевич. Отец не говорил об этом. Запомню навсегда.
Вначале вечера Кошелев представил всем офицерам полка Каледина, которого посадил рядом с собой, по правую руку, и попросил его рассказать о себе.
Все заинтересованно слушали краткий рассказ Каледина. Из-за стола, где сидел заместитель командира полка, молодой, жгучий южанин-подъесаул, задал вопрос, испросив позволения у Кошелева:
– Сотник, расскажите нам о конференции, в которой Вы участвовали. Мы, конечно, всё читали, но многое ведь было и кроме печати.
Каледин основательно рассказал о самой конференции, повторил, сжато, тезисы своего доклада, главное внимание уделил пересказу разговора с Великим князем по завершению конференции.
Офицеры, с большим вниманием, выслушали его сообщение. Было много и иных вопросов, и на все Алексей отвечал обстоятельно и предельно откровенно, ёмко и вместе с тем – кратко.
– Ну, что, друзья, удовлетворили своё любопытство? Тогда позвольте тост – за нашего нового боевого товарища, за добрую и удачную его службу в нашем прославленном полку. Как знать, быть может, Алексей Максимович и свою достойную страницу впишет в его
Все офицеры встали, дружно сдвинули бокалы и громко, по традиции, грянули:
– За сотника Алексея Каледина. Нашего боевого побратима. Ура!
Вечер был дивный…
Каледин обратил внимание, что пили офицеры мало. Гораздо важнее был интересный разговор. Многие, в ходе вечера, вставали, подходили к роялю, играли марши, старинные казачьи песни и пели.
А когда заиграл и запел войсковой старшина Васильчиков, все стали зачарованно слушать его красивый и сильный голос, выводящий, казалось, прямо к Господу:
«На Дону, на Доне
Гулевали кони…»
Эту песню знали все, и дружные голоса офицеров поддержали командира первого эскадрона, а затем – долго ему аплодировали.
Не выдержала и Наталья Николаевна. Опираясь на руку Каледина, вышла к роялю, за которым так и остался Васильчиков, и под его аккомпонемент, спела дивным голосом, старинный русский романс «Отвори, потихоньку, калитку».
И когда окончание романса утонуло в бурных аплодисментах офицеров, она звонко и задорно воскликнула:
– Господа, господа, а сотник Каледин пригласил меня на вальс!
– Вальс! – громко объявил исполняющий обязанности устроителя вечера, незнакомый пока Каледину пожилой уже сотник.
Каледин встал, подошёл к возбужденной и от этого ещё более прекрасной Наталье Николаевне, галантно прищёлкнул каблуками, склонил голову в поклоне – и уже через минуту забыл обо всём на свете.
Уроки танцев в училище не прошли даром. Танцевала эта пара, действительно, прекрасно. И все с гордостью, а кто-то – даже и завистью – смотрели на танцующую пару.
И когда в конце танца, Каледин опустился на левое колено, а его дама грациозно обошла круг вокруг него, не выпуская его руки из своей, и остановилась, опустив глаза долу, зал разразился бурными аплодисментами.
Алексей поднялся, с чувством благодарности поцеловал ей руку и повёл к столу, за которым сидел довольный и счастливый Кошелев.
– Да, сотник, талантливый человек – талантлив во всём. Рад, рад очень этому. Вас с Натальей Николаевной – хоть на сцену Императорского театра. Молодцы, очень красиво.
И зал снова взорвался аплодисментами.
А хорунжий Тымченко звонко и протяжно выкрикнул извечно казачье:
– Любо, сотник! Любо!
И зал его поддержал.
Где-то появилась гитара и Алексей проникновенно, красивым и сильным голосом, спел подхваченное им в Екатеринодаре, где он был на соревнованиях по математике:
«Зачем ты встретился со мной,
Когда в саду цвели цветы…»
Завершил песню с лихим посвистом:
«Ах, судьба моя, судьба, ах, судьба,
ты скажи мне – почему и зачем?