Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
– Да, Данила.
– Можно к вам зайти?
– Да, конечно.
– Ну, я к вам.
– Ждём.
Через час захожу.
– Данила, вы где потерялись?
– Мы очень далеко, в тайге. – И я всё рассказал ей.
– Но почему ты молчал, Данила?
– А потому что не было пользы.
– А как переселение?
– Всё прекратилось.
– Но почему?
– Россия не готова нас принять.
– Ну, Данила, я поражаюсь. Так быстро всё понял.
– Да, пришлось постараться.
– Но а теперь как?
– А помните «Фамилия
– Да, помню.
– Ну вот ето и у нас получилось.
– И вас ето устраивает?
– Да ишо как! Со зверям легче прожить, чем с человеком.
– Да, чудно, Данила. А с Лидияй Ивановной имеешь связь?
– Как уехали – нет, но чичас в Москве свяжусь.
– Она вас потеряла.
– Да, я знаю.
– А ваш тесть где?
– Ничего не знаяю. Ну, простите за всё, Елена Талгатовна, много вам досажали.
– Ничего, Данила, и спасибо, что зашёл.
– Я не мог ето не сделать.
– Вот и хорошо, будет хороша поминка [400] .
– Ну, всего вам хорошего.
– Доброй путь, Данила, и передавай семье привет.
– Обязательно. Пока.
Позвонил Алёше и сказал:
– Я в Белгороде.
– Как дела?
– Да всё хорошо.
– Твой тесть грузют вагон и тоже уезжают, в Приморье [401] . Данила, ты заедешь?
– Нет, Алёша, прости.
– А что так?
400
Хорошая память.
401
Тесть и теща («тятенька» и «мамонька») Д.Т. Зайцева – Федор Савельевич Килин и Татьяна Ивановна Мартюшева – переехали в село Дерсу Красноармейского района Приморского края в мае 2009 г. Вместе с ними туда отправились сын Алексей, дочери Ольга с мужем Василием Ревтовым, Агафья с мужем Петром Фефеловым, Надежда и их дети.
– Сам знаешь, очень больно. Сколь я от них перетерпел! Лучше не стречаться, и сердце будет на спокое.
– Ну, и как у вас?
– Слава Богу, всё хорошо. А у тебя?
– Да ничего, мы остались в Кошлаковым, вас вспоминам и благодарим, что научили нас жить, бабушки все довольны, что стали молиться боле по правилу.
– Ну вот и слава Богу. Ну, Алёша, оставайтесь с Богом.
– Данила, вам жить с Богом.
25
Я отправился в Москву. Утром звоню Лидии Ивановне.
– Данила, ты где потерялся?
– Я чичас в Москве, еду с Белгороду.
– Ты можешь ко мне зайти?
– Да, поетому и звоню.
– Но жду.
– Да, я чичас.
Прихожу.
– Данила, что случилось, почему молчал, где вы?
– Матушка моя, всё расскажу. – И я всё рассказал.
– Боже ты мой, но почему ты молчал?
– Лидия Ивановна, ты пойми, здесь
– Но мы бы могли обратиться к Лукину или даже к пресиденту.
– Лидия Ивановна, когда структура гнилая, толку не будет, и зачем трогать вышния органы, один шум, а толку мало. Перво надо насадить хороши корни, и тогда ожидать хороший плод.
– Но Савченко же не виноват?
– Да, губернатор тут не виноват.
– Ну и зашёл бы.
– А сколь я раз обращался, но не допустили.
– Боже ты мой, даже так? Но всё-таки напиши ему писмо.
– Да, ето можно, но дойдёт ли до него?
– Но ты напиши.
– Да, я постараюсь.
– Москвин тоже обиделся, как ни говори, он всё ето затеял.
– Да, ето правда, мне его жалко.
– Но ты к нему зайди.
– Да, обязательно.
– Ну и где вы устроились?
– В Красноярске, в Шушенским биосферным заповеднике, в зоне охраны.
– И сколь от вас населённый пункт?
– Триста километров.
– В тайге, там, где Агафья Лыкова?
– Да, приблизительно, но в другу сторону, мы от Тувы сто километров.
– Боже ты мой, вы что, как робинзоны?
– Да, Лидия Ивановна.
– И чем думаете заниматься?
– Пасекой, орехи собирать, травы заготавливать.
– И вас ето устраивает?
– Да.
– Ну а власти будут притеснять?
– Вернёмся в Уругвай.
– Даже так?
– Да.
– А переселение?
– Никакого не будет. Лидия Ивановна, помнишь, я говорил: за старообрядсов лягу во гроб, вот поетому всё и парализовал. Ишо не пришло время для переселение, и Россия не в состояние нас принять.
– Ты думаешь? Отлично. Но, Данила, напиши губернатору писмо.
– Лидия Ивановна, я напишу, но получит ли он?
– А ты напиши, а я через Лукина передам.
– Вот ето подойдёт. Ну хорошо, я напишу. Лидия Ивановна, прости за всё, что так получилось.
– Ну что, Данила, что поделаешь.
– Спасибо тебе за всё, Лидия Ивановна.
– Да не за что.
Я вышел, у меня сердце сжалось. Бедная матушка, как она обижена! И на самом деле, она права: сколь она трудилась для нас, и всё впусту. Но лучше пускай так, нежели многи страдали.
Звоню Москвину, он на месте, ждёт меня. Прихожу – сразу видать, обиженный. Я в тот раз много чего от него утаил, потому что ето было не в пользу, а чичас можно всё рассказать, и я рассказал. Но он возразил:
– Данила, у тебя всё хорошо шло, и таки бы номера чиновникам не простили бы, ты бы к нам обратился бы. Толькя один бы звонок, и поставили бы контроль с Москвы, тогда бы чиновники исполняли бы наперебой. Но ты поторопился и всё закрыл, и теперь уже поздно.
– Виктор Александрович, я вас обидел, и вы меня не поймёте, за ето простите. Но у меня сердце больноя, и семья не захотела, чтобы я ету лямку тянул, а нет – оне бы повернули обратно в Уругвай.
– Да, Данила, ежлив здоровья слабо, ето дело другоя.