Повесть о днях моей жизни
Шрифт:
– - Погляжу, -- сказал Василий.
– - Оставайся, нынче Федор валуха зарезал.
За столом все толковали о том, что если бы Василий не попался, то честно-благородно кончил бы срок, до которого оставалось восемь недель, а там, глядишь бы, нанялся на новый -- с хорошею прибавкой.
– - Он ведь все лето таскал: это вы только не знали!
– - неожиданно выпалил Влас.
– - Канифасовое платье-то Конопатке на какие, по-вашему, суммы справлено? Он молодец, черт крутолобый!..
– - Воровал, да не бит, а тебе-то с измальства ум отшибли: скажешь -- нет?
– - Теперь бы вот этому еще надо всыпать, -- продолжал Влас, указывая на Пахома: -- он тоже лаудит муку с мельницы.
Пахом окрысился и бросил под стол ложку.
– - Ты меня сперва поймай, тогда и всыпь?
– - закричал он.-- А то вот как всыплю, в стену влипнешь!
Павла, ненавидевшая Власа, вымолвила:
– - Уж чьи бы мычали, а наши молчали.
И Вася Батюшка сказал:
– - Конечно, не поймавши, нельзя хаять.
Позавтракав, все сели на крыльце курить; хозяин говорил:
– - Тебе, Василий, рублишка четыре с меня приходится, так ты их уж не спрашивай... Главная статья, если б не свидетели, а раз вышло при свидетелях, я могу тебя месяцев на несколько закатить к Исусу...
– - Свидетели-то ведь все свои, поверят ли им?
– - спрашивал работник.
Шавров ответил:
– - Зачем свои? Есть, которые окромя своих... Ванюшке с Пахомом беспременно поверят: они мне не зятья, не братья.
– - Вряд ли, -- сомнительно покачал головою работник.
– - Денег у тебя несметная сила, скажут: подкупил -- и больше ничего.
– - Не скажут, что пустое толковать!..
– - А, может, Ванюшка с Пахомом и не согласятся на меня показывать, почем ты знаешь?
– - попробовал еще раз защититься Василий.
– - Обету они тебе не давали кляузничать.
Шавров досадливо махнул рукой:
– - Из-за четырех рублей ты, прости господи, жилишься, как сатана кургузая!.. Сказал, что мой верх, значит, верно!.. Ну, к чему зря слова тратить?..
Тогда Вася Батюшка собрал пожитки, попрощался и побрел с узелочком подмышкой в свою хибарку.
А через неделю в избе у нас сидел новый работник -- Демка-солдат, год назад отбывший военную службу.
Это был живой, опрятный, краснощекий мужик среднего роста, остриженный "под польку", с пухлыми женскими руками и чисто выбритым круглым подбородком.
Покручивая и без того лихо заправленные черные усы, он говорил Шаврову:
– - Виноват, а чай у вас один раз или два раза в день?
Созонт, прикрыв ресницы, медленно цедил:
– - Чаем, служба, редко балуем... Разве когда от безделья
Демка веселыми глазами обвел всех домашних и, манерно отвернув полу кафтана, достал пачку папирос.
– - Будьте наскольно-нибудь великодушны, разрешите выкурить цыгареточку, -- обратился он к бабам.
– - Кури, чего ты спрашиваешь, -- кивнула бабушка.
– - Нельзя, -- ответил Демка, -- закон порядок требует, женское сословие надо уважать.
Пахом, все время наблюдавший за солдатом, отозвался с голобца:
– - Глядя, какое сословье, а то есть, которых дрючком уважают.
– - Дуракам закон не писан, -- пустив синее колечко в потолок, сказал Демка.
Все добродушно переглянулись.
– - Виноват, а отпуск по семейным обстоятельствам возможен?
– - обратился он снова к хозяину.
Тот отрицательно покачал головою.
– - Пропало дело!
– - горестно всплеснул руками Демка.
– - Дозвольте осмотреть казарму.
– - Ступай, гляди казарму. Ванька, проводи его, -- сказал Шавров.
Отворив в избушку дверь, солдат попятился.
– - Виноват, это что же -- хлев или отхожее? Кто дневальный? Молодой человек, не вы?
– - отшвыривая ногою помойное ведро, стоявшее на пороге, зыкнул он.
За страду пол в избе не подметался, на окнах и в углу висела паутина, лавку и шесток засорили куры, грязь везде действительно невозможная.
Часа три, даже больше, он скоблил ножом лавки, стол, подоконники, ровнял лопатой земляной пол, тер тряпкой с мылом окна, притолоки и даже иконы.
Потом побежал к Созонту в лавку и, принеся оттуда кусок мела, приказал мне истолочь его в ступе, а сам, усевшись на пороге и посвистывая, вязал из пакли кисть.
– - Виноват, вы почему стоите развесив уши?
– - обратился он к Пахому.
– - Соберите свою одежду и выколотите пыль; кстати, сами умойтесь с мылом, смотреть противно!..
Пахом усмехнулся.
– - Молодой человек, истолкли мел или нет еще?
– - продолжал солдат.
– - Шевелите руками по-человечьи!..
К полудню наша избушка смеялась, как живая. Выбеленные стены, потолок и печка блестели, как молодой снег, а стол и лавка казались час назад выстроганными.
– - Даже дух-то и то лучше стал,-- говорил Пахом, расхаживая по хате, заложив назад руки.
Демка же притащил откуда-то детский молочный горшочек.
– - Молодой человек, вымойте эту плошку и налейте доверху водой, -- сказал он мне, а сам нарвал в огороде свежей зелени и, обернув горшок курительной бумагой, воткнул ее туда, поставив на окно. Покрутившись, опять убежал во двор.