Повесть о первом взводе
Шрифт:
– Для того, Птичкин, чтобы ходить по тротуарам, надо, сначала с фрицевскими танками разобраться.
– Комбат образно, но вполне понятно каждому военнослужащему сообщил, что, по его мнению, непременно следует сделать "с фрицевскими танками". Взводу понравилось.
– Точно, - согласился Птичкин. Но вместо того, чтобы все это сделать мы сидим. А время идет. Спрашивается, чего сидим?
– Достал ты меня, Птичкин, - Барышев притворился озадаченным. Он привычно сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок.
– А ведь Птичкин прав, лейтенант, - повернулся он к Столярову.
– Чего сидим? Надо с этими фрицевскими
– Надо, - согласился Столяров.
– Тут, говорят, к Лепешкам фрицы танки подбрасывают. Может этими заняться?
– А что! Рваните в Лепешки, тут всего километров тридцать. Пусть люди делом займутся. Только...
– комбат повел взглядом по солдатам, - порядка не вижу. Как они в бой пойдут в таком виде? Распустились...Огородников, ты почему такой расхристанный? Где ремень?
– Здесь ремень, товарищ гвардии старший лейтенант.
– Огородников полез в карман и вытащил свернутый в тугой рулончик брезентовый ремень. К третьему году войны кожи на солдатские ремни не хватило и их стали делать из толстых нитей.
– Такой день, что забыл про него. У нас, в Чебоксарах, ремень совсем не носят. Когда хорошо покушаешь, штаны без ремня держатся.
– Вот дам я тебе Чебоксары, дождешься ты у меня, - пригрозил Барышев наводчику.
– Ты на кого похож? Ремня нет, пилотка на ушах держится, гимнастерка расстегнута... Гвардеец должен быть красавцем, чтобы девки от одного твоего вида млели! Привести себя в порядок! А ты, Григоренко, на кого похож?! Зарос как поп! Позор для всей батареи. Такого патлатого ни одна девка не поцелует.
– Та ножниц добрих нэмае, - стал оправдываться Григоренко.
– Ти, що у сержанта, воны ж ни рижуть, воны скубуть.
– Скубуть, значит. Гогебошвили, у тебя бритва в порядке?
– Грузинская бритва, товарищ гвардии старший лейтенант, как огонь. Грузинская бритва всегда в порядке.
– У этого рыжего запорожца гриву возьмет?
– Конечно. Грузинской бритвой даже проволоку брить можно.
– Если к завтрашнему дню не пострижется, побрить Григоренке голову! Под Котовского!
* * *
– Теперь давайте поговорим серьезно, - предложил комбат.
– У этих Лепешек завтра фрицы собираются пробиться на фланге корпуса. С неприятными для нас последствиями. Надо их придержать. Там наши тридцать четверки, пехота. А противотанковых орудий нет. Вашему взводу приказано выдвинуться к Лепешкам и занять линию обороны. Раз посылают взвод, думаю, взводом и управитесь. Вот и все дела. Командуй, лейтенант. Меня посылают со вторым взводом. Тоже по делу. Справимся, опять соберемся вместе. А пока - удачи вам.
Ушел комбат не оглядываясь. Оглядываться на тех, кто уходит в бой - плохая примета. Барышев в бога не верил, и в приметы не верил. Но, на всякий случай.
* * *
Птичкина и Гольцева лейтенант Столяров отправил навести порядок на машине. Следовало подготовить место для еще одного боекомплекта. Птичкин распределил работу по справедливости, соответственно стажу службы во взводе. Гольцев переносил в дальний конец кузова и укладывал в штабелек пятидесятикилограммовые ящики со снарядами, Птичкин приводил в порядок цинки с автоматными патронами.
– Ты с ними поласковей обращайся, мягко и бережно, - поучал Птичкин Гольцева.
– Бронебойный снаряд - изделие нежное. Ты небрежно отнесешься, бросишь ящик, а он взорвется.
– Взорвется?
– Гольцев замер с ящиком в руках.
– Я же аккуратно.
– Аккуратно он, - Птичкин ногой подвинул цинк с патронами и присел на него.
– Тут не просто аккуратность, тут нежность нужна. Ты знаешь, какой чуткий взрыватель у болванки?
– Не знаю, - Гольцев осторожно уложил в штабелек пятидесятикилограммовый ящик. С сомнением посмотрел на остальные.
– Он не знает!
– возмутился Птичкин.
– Какой ты, Гольцев, после этого артиллерист?! Чему вас только в запасных полках учат? Запомни, у болванки три внутренних и очень чутких взрывателя. Один головной и два боковых. Все три большой взрывной силы. Сам понимаешь: броню у танка надо насквозь прошибить. Вот снаряды такими мощными взрывателями и оснастили.
– Как это боковых?
– не понял Гольцев.
– Они что, сбоку у снаряда?
– Вот именно. Последнее достижение нашей передовой науки и техники. Академики сообразили. Встречаются, конечно, сейчас еще снаряды, у которых нет боковых взрывателей, но это - старой конструкции. Если такой рикошетом пойдет... Знаешь, что такое рикошет?
– Слышал, а видеть не приходилось, - признался Гольцев.
– Видеть ему не приходилось... Где ты в тылу рикошет увидишь? С этим научным явлением техники можно познакомиться только у нас, на фронте. Рикошет это... Представь себе, Гольцев, - выстрелило орудие. Наводчик, скажем, точно в башню прицелился. А танк в это время повернулся. И снаряд ударяет в башню не острым своим концом, а боком. И конечно, прошибить ее не может - броня. Снаряд отскакивает и падает на землю. Это и есть рикошет. Никакой от снаряда пользы. А танк спокойно пойдет дальше. Куда пойдет? Как думаешь?
– Куда?
– заинтересовался Гольцев.
– Куда, куда?.. На кудыкины горы. На тебя пойдет. У фрицев в танках сейчас такой прибор стоит: если рикошет, он сразу определяет откуда стреляли, дает азимут, танк недуром прет к этому месту и давит орудие вместе с расчетом. Поэтому срочно изобрели боковые взрыватели и начали в ударном порядке их устанавливать. Теперь, если снаряд боком о броню ударится, фриц, по старой привычке, соображает, что легко отделался. А пока он радуется, взрыватель срабатывает, и весь экипаж отбывает в бессрочную командировку. А загробной жизни, как тебе известно, не существует. Так что амбец всему экипажу. Ты с этими снарядами обращайся осторожно и нежно. Словно не снаряд это, а красивая деваха, краля, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами, как сказал бы наш комбат. У тебя какое образование?
– Восемь классов кончил.
– Восемь... Тогда понятно... Учиться надо, Гольцев. Тебе бы все это еще в школе рассказали. Надо десять классов кончать, как Трибунский.
– Не мог. Война, работать пошел.
– Это ты правильно поступил. И где ты, Гольцев, работал?
– На заводе.
– На каком заводе, что ты там делал?
Гольцев молчал, будто не слышал вопроса, продолжал укладывать ящики.
– Не стесняйся, Гольцев, говори, - не отставал Птичкин.
– Я ведь понимаю, что разные бывают работы: престижные и не особенно престижные. Но все профессии у нас почетные, все работы заслуживают уважения. Так что не стесняйся, я пойму.