Повесть о первом взводе
Шрифт:
Вражеская колонна приближалась медленно и неотвратимо. Впервые Логунову приходилось принимать бой как командиру взвода. Но сейчас он не думал об этом. Неуверенность, которую чувствовал вчера, когда взвод еще только готовился к бою, прошла. Все казалось простым и ясным: вот - они, вот - мы. А на несколько ходов вперед Логунов еще не умел рассчитывать и поэтому просто не думал о различных вариантах боя, которые могли возникнуть.
* * *
Григоренко снял чехол с прицела и неторопливо потягивая самокрутку, смотрел на ползущую
Не первый раз он видел танки с черными крестами на бортах. Но сегодня ему не снаряды подавать, сегодня ему стрелять. Совсем другое дело. Боязно, потому что знал: попасть в двигающийся танк не просто. А надо будет попадать. Да не в один. Смотрел Григоренко на приближающиеся танки и прищуривался, будто целился. Трибунский стоял с другой стороны орудия, тоже рассматривал колонну. Многовато их, и пехота... Так не в первый раз. А рядом Гольцев. У этого - первый. И первый бой.
Минуты перед боем всегда тягостны. Потому что есть еще время думать, рассуждать. И вспомнить, вдруг, что, как бы ты ни был готов, неизвестно чем закончится для тебя этот бой.
– Дай-ка!
– Птичкин взял у Григоренко чинарик и жадно затянулся, аж губы обожгло. Бросил окурок, привычно наступил на него каблуком, рывком расстегнул пуговицы гимнастерки. Нахмуренные, нависшие над потемневшими глазами брови и глубокие морщины, легшие поперек лба над переносицей, делали сейчас Птичкина лет на десять старше.
– Как коленки?
– зло спросил он.
– А то у некоторых слабость в коленках наступает, как только фрицевские танки появляются.
Солдаты удивленно смотрели на командира.
– Ты, Птичкин, брось, - Трибунский поправил пилотку.
– Не заводись. Давай о деле.
– Нэрвы бэрэжи, - посоветовал Григоренко.
– Ты на нас, Птичкин, нэрвы нэ расходувай. Бачишь, скильки нимцив по дорозе пылюку пускають, вот на них нэрвы и кидайся.
Птичкин опомнился: чего это он напустился на людей...
– Сорвался, - признался он.
– Идут, гады, как на параде. Не могу на это смотреть.
– Берем первые шесть! Первый, потом последний... А потом все остальные... Все наши. На бога не надеяться. Григоренко, ты у нас сегодня бог войны! Смотри, рыжий, первый - непременно надо сделать одним выстрелом. Промажешь - голову оторву!
– Трэба так трэба...
– кто знает, что чувствовал Григоренко, получив указание, чтобы "одним выстрелом".
Григоренко пригнулся к прицелу. Тонкий, длинный ствол орудия медленно приподнялся над землей и, опережая колонну, плавно двинулся в сторону головного танка. Обогнал его, как это положено, на два корпуса... Так и пошел, будто вел танк за собой. И стали они с этой минуты неразрывно связаны невидимой ниточкой, называемой судьбой. Была теперь эта громадная стальная машина, с пушкой, пулеметом и всем своим обученным завоевывать и крушить экипажем, в полной зависимости от григоренковского умения и ненависти. Умения у него пока имелось не
– Внимание! Приготовиться к бою!
– приказал Логунов.
– К бою!
– повторил Птичкин.
– Снаряд!
– потребовал Григоренко.
– Н-на! Трибунский послал снаряд в приемник орудия. До начала боя оставались секунды.
* * *
Угольников вернулся к орудию, обошел вокруг него, выискивая какой-нибудь непорядок, но ничего не нашел и рассердился. Пнул носком сапога ящик со снарядами.
– Это что такое?!
– Снаряды, - объяснил Мозжилкин.
– Сам вижу, что снаряды... Убрать! Приготовить осколочные!
– Так танки ведь.
– Сам вижу, что танки. Танки потом. Сначала автоматчиков накроем, пока они в машинах, все вместе. Потом рассыплются по полю - попробуй, возьми их. За каждым что ли гоняться прикажешь?.. Они нам тогда дадут, мало не покажется.
– Так пулеметы есть. Они как раз для пехоты изготовлены.
Мозжилкин, сколько служил в противотанковой, по пехоте ни разу стрелять ему не приходилось.
– Чего ты мне про пулеметы?! Это разве оружие?! Мы одним осколочным уложим фрицев больше, чем пулемет за день.
– А танки?
– не мог понять командира наводчик, потому что был настроен, как говорят радисты, на одну волну - на немецкие танки.
До войны работал Мозжилкин в МТС слесарем. К машинам относился с уважением. Знал: если машину в дело пустить, она все, что захочешь, сделает.
А немцы без техники вообще ничего не могут, хлипкие они без танков. Угрохать из пушки десяток фрицев считал Мозжилкин делом пустячным и несерьезным. Не для того пушки и делают. Танк - это да! Танк - машина... С танками и воевал. Не пехоту какую-нибудь фрицевскую, зачуханную, бил, а танки.
Имелись у Мозжилкина и личные счеты с немецкими танками. Под Воронежем ударил танковый снаряд в щит его орудия. Считай, всего правого верхнего угла - как не бывало. Повезли Мозжилкина в госпиталь с осколком в груди. Чуть левей угодил бы осколок, и никакого госпиталя не надо. После Прохоровки - опять госпиталь. И тоже повезло. Вскользь прошел осколок. А мог бы остался наводчик без правой ноги. Такие взаимоотношения сложились у Мозжилкина с немецкими танками. И стрелять по пехоте, когда рядом танки, считал он занятием несерьезным и даже обидным.
– Первое орудие ударит по танкам. А мы пехоту накроем. Для начала - это главное, - объяснил Угольников.
– Разделаемся с автоматчиками, пока они в машинах и переносим огонь на танки. Те четыре, что замыкают колонну - наши.
Значит, танки тоже будут его, Мозжилкина. Это меняло дело. Можно для начала и пехоту накрыть. А потом взяться за танки.
– Остальным понятно?
– спросил Угольников.
Остальные - это Баулин, Булатов и Глебов. Им не выбирать цель, не стрелять. Снаряды подавать. Какие прикажут, такие и подадут.