Повесть о первом взводе
Шрифт:
О том, что это последний бой, не думал. Некогда было сейчас об этом думать.
Установили орудие. Наверно рекорд поставили. Так не смотр, ведь, не учения и не показуха. Танки, вот они... И не стреляют, гады, решили давить...
Григоренко прилип к прицелу
Надо успеть... Хоть один... Хорошо бы два...
– Снаряд!
Затвор захлопнулся.
Надо успеть.
* * *
Тридцатьчетверка незаметно выскользнула из-за серой, полинявшей от дождей, хатки и пристроились к машинам противника. Те уверенно шли вперед. Всего то и надо было им подавить два орудия. Шесть маневренных стволов против двух неподвижных. Тут и делать нечего. Вперед, вперед!.. У танкистов нет
* * *
– Катим орудие обратно, на основную!
– Логунов не забывал об автоматчиках, о том, какая опасность грозит Угольникову.
Только после команды Логунова до Птичкина и остальных дошло, что напрасно они торопились сюда, напрасно катили пушку. Танкисты и сами разделались с фрицевскими машинами. А орудие, созданное специально для того, чтобы бороться с танками, крушить их, рвать броню, нужно сейчас чтобы остановить какую-то пехоту, с которой артиллеристы вообще никогда не связываются.
Надо было торопиться туда, откуда раздавались короткие пулеметные очереди, рассыпалась барабанная дробь автоматов, да резко ухала пушка Угольникова. Логунов не поверил в танкистов и, перебросил первое орудие к Лепешкам. Вообще-то правильно поступил. Но правильно, это еще не значит разумно. Неизвестно, к чему это приведет. Но не переиграешь. Что сделано - то сделано... И только Григоренко не удержался:
– Ось так мы и будэмо бигаты, таскать гармату туды-сюды биля нимця?
– ни к кому не обращаясь, проронил он.
– Заткнись, рыжий, - посоветовал ему Птичкин.
И Трибунский неприязненно посмотрел на Григоренко. На месте Логунова, он поступил бы точно так же. Если танки пошли, надо встречать, и ни на кого надеяться не следует.
Рыжий заткнулся.
Логунов подождал, пока сведут станины, ухватился за правую, остальные привычно пристроились. Покатили орудие.
Немецкие автоматчики не видели скоротечного танкового боя, происходившего по другую сторону высоты. Их цепи перестроились и широким полукольцом охватывали позиции взвода. На левом фланге по-прежнему стучал пулемет Земскова, на правом их старался придержать Долотов. Но фрицы приближались. Осторожно, медленно, ползком, все ближе. Тоже не новобранцы. Понимали - доползут "на бросок гранаты", и все... конец пулеметчикам. А там и до орудий недалеко.
* * *
– Вот и все...
– Мозжилкин поднялся, глянул над щитом на залегших автоматчиков, повернулся...
– Клади, Булат, снаряд обратно в ящик. На сегодня, сержант, вроде бы, отстрелялись.
– Вроде да не с Володей... Наползли, гады, плюнуть некуда, - недовольно отозвался Угольников.
– Сам вижу, что отстрелялись.
– Слишком близко? Стрелять уже совсем нельзя?
– спросил Булатов.
– Нельзя, Булат. Нельзя...
Пехота наползла густо. И очень неудобно для артиллеристов залегла. Встречать ее сейчас автоматами - никакого толка, далековато еще, только патроны расходовать. А из орудия уже стрелять нельзя. Слишком близко. Такая вот хреновина получалась: орудие есть, снаряды есть, патроны тоже есть, а стрелять нельзя. Надо, ждать, пока подойдут еще ближе. А ждать, оно, как известно, хуже всего. Еще хуже, чем догонять... Да и чего дожидаться?.. Всего пяток автоматов у артиллеристов. Пехоты наползло побольше чем полсотни. И тоже у всех автоматы.
– Придется нам, Булат, воевать мелким калибром, - Мозжилкин снял с плеча автомат, проверил,
– Шестьдесят патронов есть, а перезарядить уже не успеем. Какой это умник придумал, что только по одному диску на автомат?.. Сержант, ты случайно не знаешь?
– Тебе, сколько ни дай, все равно мало будет.
– Неправильно ты рассуждаешь, - не согласился Мозжилкин.
– Если дается человеку техника, то непременно определенный запас должен к ней быть. И запчасти. К автомашине, например, всегда запасное колесо выдают. В комплекте. Если что, быстро заменить можно. И к автомату должен быть запасной диск, а то и два, потому что во время боя заряжать диск некогда.
– Это я виноват, - уныло сообщил Баулин.
– На меня такая напасть. А вы рядом. Невезение явление заразное, как инфекция и, вроде тяжелой артиллерии, по квадратам бьет, вот и вас крылом накрыло. Без меня ничего бы такого и не случилось.
– Ага, конечно из-за тебя, - подтвердил Угольников.
– Этот, их командующий, Фон Барон, как узнал, что ты здесь, так сразу и послал сюда всю эту вшивую команду и приказал, чтобы без тебя не возвращались. Вот они и лезут.
– А хрен ему!
– к Фон Барону, хоть тот и командующий, Баулин относился без всякого уважения.
– У меня еще три противотанковые есть. Подойдут поближе - громыхну... От них перья полетят.
– Что нам теперь делать?!
У Глебова это был первый бой. В книгах читал, в кино видел. И ждал, побаивался... Да, боялся, и ничего в этом позорного нет. Жить хотелось. А знал, что могут убить, или покалечить... Видел он и похоронки, и инвалидов. И вот, наконец - первый бой. Оказалось, что все просто и совсем не страшно. Подносил снаряды. Быстро, бегом. Баулин заряжал, Мозжилкин стрелял. И все издалека, как в тире... Танки подбили, а в автоматчиков - осколочными. Все шло хорошо. оказалось, что совсем здесь не страшно... Пули иногда свистели, это верно. Неприятно, когда они "вжикают", могут и зацепить. Но из расчета никого даже не ранило... И Глебов понял, что ему очень повезло: в артиллерии воевать не трудно и не опасно. Это в пехоте убивают и калечат, а он в артиллерии. О том, что погибли Огородников и Столяров, Глебов как-то забыл. И не чувствовал он сейчас никакого страха. А тут сам Угольников, который не первый год воюет, говорит - "отстрелялись". И готовить автоматы... Но это же совсем другое... Их всего пятеро, а автоматчиков так много...
– Мы теперь, как "Варяг"?
– спросил Глебов.
– Это который не сдавался врагу... Да, вроде того, Глебов, - Мозжилкину и песня нравилась, и про крейсер он знал.
– Только они почти все после войны домой вернулись. А у нас, брат, положение пиковое... И всего по одному диску.
– Все равно: как "Варяг"...
– дался ему этот "Варяг". Да и не о команде крейсера, который утонул почти сорок лет тому назад, думал сейчас Глебов. Просто он понял, что и в артиллерии могут убить. Но ни Мозжилкин, ни Булатов, ни Баулин, никто из расчета не боялся. И Глебов почувствовал, что тоже не боится. Ничего не боится: ни ранения, ни смерти. Станет стрелять из автомата, как все остальные. И тоже пожалел, что нет запасного диска.
– Занимаем места по брустверу, - приказал Угольников.
"Пятачок" для орудия - тот же окоп. Да он и есть окоп, только просторный, удобный. Их всего пятеро. Выбирай себе место, самое удобное, самое хорошее: хочешь справа от орудия, хочешь слева... А если нравится, можно прямо, там где ствол. Так что устроились, можно сказать, с удобствами. Автоматы приготовили. Ждали.
А немцы не шли. Кто-кто постреливал. Но не поднимались, не перебегали. Никто даже ползти не пытался. Лежали совсем недалеко от позиции артиллеристов и, вроде, не собирались ее захватить.