Повесть о суровом друге
Шрифт:
– Ты кто?
– Никто.
– Дать тебе в рыло?
– Не надо.
– Почему?
Я не знал почему и сказал:
– Драться грех. Бог накажет.
Задира покосил глазом на свою грязную грудь, где болтался на засаленной нитке крестик, сплюнул сквозь щербатый зуб и сказал:
– Шахтер богу не родня, его бойся как огня. Понял?
– А я Ваське скажу.
– Какому Ваське?
– С Нахаловки, у вас тут работает.
– А ты кем Ваське доводишься?
– Брат, то есть сосед. Одним словом, я ему завтрак несу.
– Забожись!
Я
– Так бы и сказал. Ваську я знаю. Иди, никого не бойся. Если остановят, скажешь, Пашка Огонь пропуск дал.
Я пошел дальше, но Пашка снова догнал меня:
– Идем, я тебе покажу, где Васька работает. Он хороший парняга. У нас его любят.
Мы пошли рядом. Я испуганно косился на Пашку: уж очень он был страшный в своем тряпье, с черным лицом и руками.
– Ты чего такой грязный?
– спросил я.
– Со смены, - равнодушно ответил Пашка, - в ночь работал.
– Где?
– Где же? В шахте, конечно. Лампонос я, а батька забойщик.
Мы подходили к последнему «питейному заведению», когда неожиданно с грохотом распахнулась дверь кабака и на пороге показались двое шахтеров.
Один из них держал в руке шахтерский обушок и порывался куда-то бежать. На нем кровавыми клочьями свисала рубаха. Его товарищ, молодой парень с рябоватым лицом, с гармошкой на плече, удерживал друга.
– Пусти, Петька! Хочешь, чтобы они нас совсем задушили, хочешь, чтобы мы сгорели в шахте?
Со страху я было пустился наутек, но Пашка схватил меня за рукав:
– Не бойся. Это мой брат Петька, тот, что с гармошкой, а пьяный - наш сосед. У него сынишку в шахте завалило: три дня пробивались к нему, так и не откопали. Мать с горя удавилась ночью в сарае. И вот он один остался, напился пьяный и хочет хозяина шахты фон Граффа убить.
Едва Пашка произнес эти слова, как из-за угла вымчались двое верховых казаков с чубами из-под фуражек. За ними, покачиваясь на мягких рессорах, ехал фаэтон. В нем сидел важный господин, как видно, хозяин шахты. Позади скакали еще двое всадников с плетками и карабинами через плечо.
– Пусти, Петя, дай я с ним рассчитаюсь!
– кричал пьяный и рвался к пролетке.
Один из казаков ударил шахтера плеткой по голове, и тот упал в грязь.
Пашка схватил камень и кинулся туда, где началась свалка.
Я не знал, куда бежать, где искать Ваську, и припустился к шахте...
После долгих поисков я нашел его там.
Васька работал на подъеме. Огромная деревянная катушка-барабан крутилась на высоком столбе, наматывая на себя длинный стальной канат Барабан крутила пара лошадей, ходившая по кругу. На передней, вислопузой, сидел верхом Васька с кнутиком, погонял ее. Когда канат на барабане разматывался - железная бадья опускалась в темную пропасть шахты. Потом Васька поворачивал лошадей и погонял их в обратную сторону. Канат, скрипя, вновь наматывался на барабан - бадья с людьми или углем поднималась из шахты.
Во время минутного отдыха Васька рассказал мне, что лошадей зовут Валетка и Стрепет, что они слепые, потому что раньше работали в темноте
– Это он поцеловал тебя, - сказал Васька ласково.
Жаль, нельзя было стоять возле лошадей, штейгер прогнал меня.
Я отправился бродить по руднику, обходя шахту. Я боялся ее. Илюха рассказывал, что ствол шахты опускается до самого ада, будто если в шахте приложить ухо к земле, то услышишь, как черти разговаривают между собой и как стонут грешники на сковородках...
Все же любопытно было посмотреть, и я подошел к шахте. Как раз в эту минуту из-под земли вынырнула и повисла на ржавых цепях железная бадья. В ней по пояс, как в кадушке, стояли черные люди - ни одного лица не разглядишь, только зубы сверкают и видны белки глаз. Мне стало жутко, и я поспешил уйти подальше от шахты.
Помахав Ваське издали картузом, я пустился в обратный путь.
Опять открылась предо мной неоглядная степь. Теперь я чувствовал себя смелее и даже не побоялся свернуть в сторону, к Богодуховской балке. Люди рассказывали, что в революцию девятьсот пятого года жандармы расстреливали в этой балке рабочих. Захотелось пойти туда и поискать: вдруг найду пулю, оставшуюся после расстрела?.. Кроме того, я знал, что в балке есть ставок - можно побросать камешки со скалы в воду.
Балка находилась в глухой степи, в стороне от дорог, время было осеннее, в ставке давно уже не купались, поэтому я никак не ожидал застать там кого-нибудь. Каково же было мое удивление и мой страх, когда, приблизившись, я услышал приглушенные голоса! Я не сразу сообразил, откуда они доносились.
Осторожно глянув со скалы вниз, я увидел двух незнакомых людей. Они сидели под стеной и о чем-то негромко разговаривали. Сверху мне были видны только шапки, лиц рассмотреть я не мог. Тот, что был в шинели, в сером солдатском картузе, говорил другому, с забинтованной головой и в кепке:
– Явка в Нахаловке, у Преподобного, знаешь его?
– Слыхать слыхал, а в лицо не знаю.
– Безногий он, сапожник.
– А-а, такого знаю. Его, кажись, Анисимом зовут. Значит, это и есть Преподобный?
– Он самый.
– Приду, - сказал забинтованный.
Я стоял у самого обрыва. Бежать было поздно. Голос одного показался мне знакомым. Всмотревшись, я узнал в нем шахтера-гармониста, которого утром видел на Пастуховке. Наверно, казаки избили его, потому и голова перевязана.
– Значит, приходи, - продолжал тот, что был в шинели, - хлопцев много не зови. Перед тем как пригласить, выясни, что за человек. Избегай тех, кто любит выпить, живет разгульно или состоит в родстве с начальством или полицией.
– Понимаю, товарищ Митяй.
«Митяй»... Где-то я уже слышал это имя.
Тихонько, на цыпочках я отошел от обрыва. Боясь, как бы тайные люди не услышали моих шагов, я опустился на четвереньки и пополз, потом подхватился и, шлепая опорками, помчался с горы. Бежал я до самой речки, а там присел за камнем и выглянул: погони за мной не было.