Повесть о суровом друге
Шрифт:
Опять у костра засмеялись, и рабочий сам почему-то рассмеялся и сказал:
– А в чем дело? Если свобода и равенство, значит, все равны.
– Кому свобода, а кому слезы, - сказала мать.
– Ага, раскусила!
– обрадованно воскликнул рабочий.
– То-то, голубушка. Свобода, да не для нас с тобой. Есть еще чудаки, которые думают: раз царя скинули, значит, жизнь будет слаще меда. А мед вышел горьким. Меньшевики уговаривали нас: дескать, царя скинете, и революции конец. Работать станете восемь часов, есть будете одни белые бублики. А получилось что? Безработица, жалованье снизили, жрать нечего. Вот наша «Правда» и пишет, - и рабочий стал водить пальцем по
– Рабочий сердито свернул газету и сунул ее в карман.
– Ничего, - добавил он, - вернется в Россию Ленин, скажет, что надо делать...
Не все я понял из того, о чем говорил рабочий. Но главное уловил, и это поразило меня. Почему же не царь враг? Выходит, мы с Васькой ошибку дали: не на того злились, на кого надо. Не царь враг, царь - игрушка! А ноги у Анисима Ивановича кто отнял? Кто дядю Митяя в цепи заковал? Кто Ленина в Сибирь сослал в кандалах?..
– Вот, брат, какие дела, - вдруг обратился рабочий ко мне.
– Что же ты, ходил-ходил, менял-менял, а мешок пустой?
У костра кто-то вздохнул.
– Небось есть хочешь?
– спросил рабочий.
– Зараз угощу тебя пролетарским пирожным.
– И он выкатил щепкой из костра горячую печеную картошку.
– Держи, только дуй сильней, а то обожжешься.
Мать ласково привлекла меня к себе.
– Замаялся, спать хочет. Ну ложись, сынок.
– Она положила мою голову к себе на колени.
– Все меня жалеет. Сам еле на ногах стоит, а «дай понесу, дай понесу».
– Сколько же ему лет?
– Десять годочков, одиннадцатый пошел...
Картошка, которую дал мне рабочий, была очень вкусная. Сначала я перекатывал ее в руках, остужая, потом прихватил подолом рубахи и, обжигаясь, стал откусывать прямо с кожурой, перепачканной в золе. От картошки ароматно пахло дымком.
– Ну, как пирожное?
– Не наелся, - сказал я.
Люди засмеялись. Мать ахнула:
– Как тебе не совестно, босячина этакий! Дядя его угостил, а он заместо спасибо еще просит!
– Ничего, пусть ест. Если мать жалеет, значит, заработал. Получай еще пряник, брат Митька.
– Я не Митька.
– А кто?
Мать погладила меня по голове и сказала:
– Леней его зовем.
– Ага, Ленька. Ну расти, Ленька, поскорее, с буржуями воевать будем, к товарищу Ленину на подмогу пойдем. Слыхал, Ленин в Россию возвращается?
– Знаю, - сказал я как можно серьезнее.
Помолчали. Женщина с ребенком спросила:
– А скажите, чи правду балакают, будто Ленин из шахтеров; говорят, он на руднике «Италия» коногоном работал. Не знаю, чи правда, чи нет, а только слыхала я, что на шахте есть люди, которые помнят его.
– У нас в окопах другое сказывали, - проговорил солдат, расстилая шинель и укладываясь на ней.
– Ленин никакой не шахтер, а солдат. Мой земляк с ним в одном полку служил.
– Это побасенки, - сказал рабочий, - народу ведь если что полюбится, он про то и сказку сложит. Ленин не шахтер и не солдат... Ленин - отец всего трудового люда, сколько его ни есть на земле. Про Ленина я расскажу точную правду. Если не верите, могу документ
– Рабочий слегка выставил ногу в ботинке и приподнял штанину.
– Во-он документ, погляди.
– В кандалах ходил?
– с уважением спросил солдат.
– А ты как думал?
– смеясь, ответил рабочий.
У меня захватило дыхание. Сон и усталость исчезли. Я даже привстал с колен матери и со страхом и жалостью стал рассматривать натертые на ногах темные круги - кольца, следы от кандалов.
Я с замиранием сердца слушал рабочего.
– ...Ну, а кто в царской тюрьме побывал, тот и про Ленина знает, потому что Ленин двадцать лет жизни провел в тюрьмах, ссылках и в изгнании. Не год, учтите, и не три, а двадцать лет. Ну так вот. Настоящая фамилия его не Ленин, а Ульянов. Ленин - партийное звание, как бы сказать - для секрета, чтобы царским ищейкам труднее было его найти. Родился Ленин на Волге, семья у них была образованная. Старший брат, Александр Ульянов, известный революционер, делал покушение убить царя, да сорвалось у них дело. Александр был повешен по приказу царя...
Рабочий обернулся в темную степь, к чему-то прислушиваясь. Невдалеке шуршала трава: кто-то шел к нам. Мы ждали, но никто не появлялся. Вдруг из мрака возник мальчик в длинных холстинных штанах, такой же рубашке навыпуск, нестриженый и худенький. Позади мальчика, положив ему руку на плечо, плелся слепой. Мы молчали. Слепой приблизился к костру, и я поразился: это был Бедняк из Васькиной сказки, тот самый, которого я видел последний раз на базаре. Он одряхлел и сделался слепым. Как и тогда, у него висела через плечо на бечевке бандура.
Стоя у костра, нищий нащупал слепыми руками струны бандуры и, глядя поверх костра в темную ночь, тронул зазвеневшие струны и проговорил негромко:
Гей, гей!
Прийшов Ленин до царя Миколы,
Прийшов до панив-богачей:
«Доколе будете землей володиты,
Доколе будете хлиб наш исты.
Доколе будете волю нашу ногами топтать?
Выходите, будемо биться не на жизнь, а на смерть!»
Все, кто сидел у костра, слушали нищего. Никто даже не шелохнулся. Только мальчик-поводырь спокойно, будто его ничто не касалось, присел у костра, сложил ноги калачиком, достал из кармана горсть крошек и, подвинувшись к огню, щепоткой выбирал их с ладони и ел.
А нищий пел, бряцая струнами старой бандуры:
...Собирае царь своих воевод:
«Гей вы, слуги мои вирни,
Паны вельможни, богачи заможни,
Сидайте на коней, мне, царю, допомогайте,
Бейте голодранцев-бедняков!
За холопа - крест,
За Ленина - медаль!»
Посидали на коней паны-богачи,
Поскакали на Ленина...
У костра было так тихо, что слышался шум пламени да потрескивание угольков.
...Кличе Ленин хлиборобив-беднякив,
Кличе шахтарив голодных,
Сам сел на коня, червоне знамя развернув.
<