Повесть о юности
Шрифт:
— Вот еще! — не то обиделся, не то удивился Борис.
Он тут же забыл о ней: вечер был организован у них, в мужской школе, и на Бориса, как на хозяина, сразу навалилось множество забот. Его подозвала Полина Антоновна и сказала, что девочек следовало бы встречать в вестибюле И провожать в зал. Пришлось мобилизовать всех уже собравшихся ребят и послать их в вестибюль. Потом подошел Феликс Крылов и встревоженно сказал, что до сих пор нет Миши Косолапова, который должен был выступать, а потом играть на аккордеоне танцы. За ним пришлось послать Федю Половцева. В это время обнаружилось, что мальчики, проводив девочек до зала,
Некоторое оживление внесла стенгазета, которую Валя Баталин тут же, при всех, повесил на стене зала. Девочкам газета очень понравилась, и они искренне смеялись, читая заметки и разглядывая карикатуры. Особенно понравился новый, недавно введенный в газете отдел: «Почему мы так говорим?», в котором были собраны перлы ученических выражений:
«Турция, науськанная Англией и Францией, объявила войну России…».
«Пьер сломя голову женился на бездушной кокетке Элен…»
«Царь — это миропомазанное существо…»
Но в общем вечер начинался в натянутой обстановке, и Бориса это очень расстраивало. Он подталкивал ребят, подмаргивал им, указывал на девочек, но ничего из этого не получалось. Выручила его Юля Жохова. Подвижная, веселая, она стала главным распорядителем вечера, а потом и конферансье. Она весело и живо стала объявлять номера то мальчиков, то девочек, попеременно. И Борис невольно каждый раз настораживался: «А ну, посмотрим!»
Саша Прудкин спел «Песню темного леса», и хотя в одном месте немного не дотянул, но в общем спел хорошо.
Миша Косолапов сыграл свои «Сопки Маньчжурии», а потом, по вызову, «В лесу прифронтовом». Борис видел, как у Миши от аплодисментов разгорелись глаза, и понял, что он не прочь был играть еще и еще, весь свой репертуар, но Юля Жохова очень тактично увела его со сцены.
Валя, конечно, сбился и, растерянно улыбаясь, потный, красный, смотрел из-за очков на публику, не зная, что делать. Кто-то из ребят фыркнул, но девочки на него зашикали, и в установившейся терпеливой и дружественной тишине Валя начал «Коробейники» сначала. «Светит месяц» он сыграл без ошибок.
— Ничего! — успокоил его потом Борис. — Все сначала проваливаются!
Борис совсем забыл о своем выступлении и даже испугался, когда Юля назвала его фамилию. С внутренней дрожью прислушивался он, проходя по сцене, как в наступившей тишине стучат его каблуки. Он не сразу решился взглянуть в молчащий, точно притаившийся, зал, но тут же понял, что если даст волю своим чувствам, провалится хуже Вали Баталина. Борис переломил себя и глянул в зал, прямо на публику, потом обвел глазами стены, портреты, лозунги, лепной высокий потолок с люстрой посредине, успокоился и начал.
Читал он отрывок из поэмы «Хорошо!» как будто неплохо, не сбился, но, хотя все хлопали, сам он был недоволен.
Зато очень, кажется, был доволен собою выступавший после него Сухоручко. Он читал свою «Балладу о журавле», читал хорошо, с подъемом. Борис только теперь, слушая его, вдумался в смысл баллады.
В ней говорилось, как молодых журавлей косяк,
Споря с ветром и вышиною, ВелПотом из-за тучи лилово-черной на этих журавлей «пулей вылетел «мессершмитт».
Не нашел он врага достойней, С ревом врезался он в косяк. Он хотел насладиться бойней, Но не дрогнул седой вожак! И повел он родную стаю Сквозь свинцовую тучу в бой, Вдохновляемый ветром мая И рычащей внизу рекой.В начавшемся бою вожак, «как саблей», ударил крылом по пропеллеру «мессершмитта», и тот под грозные крики стаи врезался в воду. Стая журавлей полетела дальше, и только раненый вожак постепенно терял высоту и наконец «упал, героизма полный».
И теперь пусть, как ветер, мчится По широкой родной стране Песнь о скромной, но гордой птице, Песнь о воине-журавле!..«Н-да!» — подумал Борис, беспокойно повертываясь на своем месте. Стихотворение Сухоручко ему чем-то не понравилось, и, хотя кругом еще шумели аплодисменты, присоединяться он к ним не хотел.
Если откровенно говорить, выступления девочек вообще Борису нравились больше. К первому объявленному Юлей номеру он отнесся скептически. Выступала та самая Таня Демина, которая только что так недружелюбно отнеслась к нему, и Борис встретил ее появление у рояля с предубеждением. Теперь он мог как следует всмотреться в ее глаза, брови, не очень густые, но выразительные, с изломом, делавшим ее широкое, чуть скуластое лицо энергичным и решительным. Губы ее были плотно сжаты. Всем своим видом она напоминала школьницу, готовящуюся ответить урок, и Борис решил, что она именно по-школьному прочитает объявленный отрывок из «Войны и мира».
Но с первых же фраз, которыми Таня начала свое выступление, она вдруг стала на глазах у всех преображаться. В ее голосе, взгляде, в лице ее вдруг заиграли, заискрились живые и тонкие краски, и вся сцена пляски Наташи — и удаль, и задор молодости, и непосредственное веселье, и удивление и восторг автора, — все это было передано так, что, пожалуй, только теперь, в исполнении Тани, Борис понял всю прелесть этой сцены.
Потом красивая Майя Емшанова показывала мимические сцены — «Мартышка и очки», «У колодца», «Школьница у доски». Последняя сценка особенно понравилась ребятам.
После нее Лена Ершова очень хорошо сыграла на рояле «Венгерский танец» Брамса.
— Вот чем они нас побили! — сокрушенно сказал Борис Вале Баталину.
Но как раз после выступления Лены Юля Жохова объявила:
— Выступает Лева Рубин. Исполняет Вторую рапсодию Листа.
— Вот тебе раз! — не удержался Борис.
И, снова повернувшись на месте, встретился с такими же непонимающими глазами Игоря. Он хотел даже встать и переговорить с Игорем, может быть даже с Витей Уваровым, со всем бюро, но Рубин уже начал играть, и выходить было неудобно. Но во время игры Бориса толкнул в плечо сидевший через ряд от него Вася Трошкин и многозначительно указал глазами на Рубина.