Повесть о юности
Шрифт:
Вопросов много, вопросы разные, сложные, лежащие в различных плоскостях жизни, их нужно решать обдуманно, энергично и комплексно. И оттого, что люди, которые должны их решить и привести в систему, не задумываются над ними, и не решают, и не хотят по-настоящему, по-педагогически глубоко и всесторонне разобраться во всей их сложности, — от этого хотелось протестовать и с кем-то спорить…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Еще в прошлом году, в восьмом классе, Полина Антоновна, потолковав с родителями и договорившись с соседней женской
Но и тех, кто согласился, приходилось тянуть чуть не на аркане: они боялись подойти к девочкам, пригласить их, боялись проронить слово. Глядя в сторону, они неуклюже выполняли необходимые движения танца, а потом бежали кто куда.
Полина Антоновна как-то раз остановила Бориса Кострова, когда он выскочил из зала, с занятия кружка.
— Вы куда? — спросила она его.
— А ну их! — решительно махнул рукою Борис.
— Подождите, подождите! Что значит «а ну их»?
Что это значит, она от него так и не добилась, как не добилась потом и от других, хотя эту пренебрежительную реплику слышала не раз.
— Они какие-то цацы! С ними и поговорить не о чем! — сказал Саша Прудкин.
— А по-моему, как вы изволите выражаться, это вы «цацы»! — заметила Полина Антоновна. — Вы с ними и не разговариваете.
— Да нет! Я пробовал. Да что!.. — и опять пренебрежительный жест рукою и соответствующая мина на лице.
Яснее всех выразился Сухоручко:
— Одна — кривая, другая — косая, третья — ни то ни се!..
Но это было слишком нагло, и Полина Антоновна отнесла такую оценку за его личный счет.
Однако, так или иначе, а с девочками у ее птенцов контакта не получилось, кружок распался, и каждый раз, когда возникал вопрос о приглашении девочек на какой-нибудь вечер, в классе разгорались жестокие споры.
Разгорелись они и теперь. Полина Антоновна предлагала пригласить на предстоящий октябрьский вечер тех же девочек: соседняя школа, вместе учились танцевать и в конце концов девочки как девочки. Полина Антоновна поговорила с Борисом и заручилась его поддержкой. Попробовала поговорить с Игорем, но тот сказал, что он вообще против приглашения девочек — «ни к чему это». К его мнению стали склоняться и другие.
— Тогда лучше никого не надо! Чем тех, лучше — никого! На что они?
В самый разгар споров, на большой перемене, к Борису подлетел запыхавшийся Валя Баталия.
— Девочки пришли!
— Какие? Те?
— Нет! Другие! Совсем другие!
Борис, в сопровождении Вали и хлынувшей вслед за ними толпы ребят, пошел вниз, в вестибюль, и там действительно увидел двух девочек. Одна была высокая, полная, не то с гордым, не то с капризным выражением лица. Другая, наоборот, хрупкая, изящная, у нее тонкие, точно дымящиеся волосы, нос в веснушках и голубые безоблачные глаза. Они поздоровались, назвали свою школу и сказали:
— Девочки нашего
Говорила высокая, а другая, с безоблачными глазами, молчала, хотя молчать ей, как видно, было нестерпимо трудно.
— А почему именно наш класс? — спросил Борис.
— А просто так. Вы — девятый «В», и мы — девятый «В». А в других соседних школах «В» нету.
— По букве? — улыбнулся Борис.
— По литере! — наоборот очень серьезно ответила девушка.
— Ну что ж! Я поговорю с ребятами.
— А вы разве можете отказаться? — удивленно взметнула бровями другая, тоненькая.
— Да нет, что ты! — вмешался Валя, толкнув локтем Бориса. — Ребята пойдут!
Борис посмотрел на своих ребят, которые с невинным видом прохаживались на почтительном расстоянии, и за их невинным видом почувствовал самую горячую заинтересованность.
— Хорошо! — решил он. — А как нам пройти?
— У нас билеты! — сказала опять тоненькая и достала из маленького коричневого портфеля перевязанную ленточкой пачку билетов.
Ленточка эта, кстати сказать, почему-то особенно тронула ребят. И когда потом Сухоручко, стараясь изобразить на лице томное выражение, стал завязывать из нее бантик на своей шее, Витя Уваров вырвал ленточку у него и, что с ним не часто случается, выругался.
— Ну что ж, будем знакомы! — сказал Борис, назвал себя и представил возбужденно поблескивавшего глазами из-за своих очков Валю Баталина.
— Это Нина Хохлова, наш секретарь комсомольского бюро, — представила свою подругу тоненькая. — А я Юля Жохова.
— Староста? — спросил Борис.
— Нет. Просто так. Представитель масс.
Так кончились все споры. Ребята, окружавшие место переговоров, все слышали, все поняли и все сразу решили.
— Конечно, идем! Что за вопрос? — зашумели они, едва только за девочками закрылась дверь.
— Ну, идем так идем! А тогда их нужно приглашать!
— Ну и пригласим!.. А как же?.. Конечно, пригласим!
Никаких разногласий не было. Главный вопрос был в другом — как преподнести девочкам пригласительные билеты? Перевязывать их ленточкой было бы явным и совершенно недопустимым подражанием, а чем заменить ленточку, никто не мог придумать. Наконец Витя Уваров принес из дома конверт из плотной розовой бумаги, и ребята решили, что так будет очень даже хорошо: никаких ленточек, а положить билеты просто, по-деловому — в конверт.
— Так и есть!.. Пришли в гости и расселись по разным углам! — сказала улыбаясь Полина Антоновна встретившей ее в дверях Елизавете Васильевне, классному руководителю девочек.
— Да я уж и сама смотрю: те хихикают, эти хихикают, а заговорить страшно! — также с улыбкой ответила та, оглядывая ряды стульев. Среди коричневых форменных платьев небольшой, тесно сбившейся кучкой выделялись костюмы мальчиков.
Так получилось и потом, на ответном вечере в мужской школе: мальчики — отдельно, девочки — отдельно. Даже танцы не смогли сгладить отчуждение — танцевали больше девочки, а мальчики стояли в стороне. «Я смотрю… я думаю… я наблюдаю…» Лишь немногие, преодолев стеснительность, приглашали девочек, но тотчас же после танцев отправлялись на старое место, к стене.