Повесть о юности
Шрифт:
И только к концу вечера образовалась небольшая группа, в которой были и мальчики и девочки. В центре ее была Юля Жохова, легкая, сияющая, непоседливая. Она оживленно болтала то с Борисом, то с Сухоручко. В конце концов эта группа подошла к сидевшим вместе классным руководителям.
— Мы хотим внести предложение, — поблескивая разгоревшимися голубыми глазами, за всех сказала Юля. — Мы вот решили… мы решили дружить двумя классами? Можно?
Подумали, посоветовались и решили: дружить!
Первое время не знали, что делать и с чего начать. Провели объединенное собрание комсомольских
С остальными мероприятиями дело обстояло еще хуже. Большие надежды возлагали на каток. Но зима в этом году не спешила, морозные дни сменялись оттепелями, и катки не открывались.
Первым же и самым главным пунктом в программе мероприятий по дружбе значился объединенный вечер, где можно ближе познакомиться и сдружиться. Но и здесь встретилось затруднение: оба директора, словно сговорившись, ни о каких вечерах не хотели и слышать: «Только что отпраздновали октябрьские праздники. Хватит, натанцевались! Посмотрим, как с успеваемостью будет».
— А если будет хорошая успеваемость, разрешите? — спросил Борис Полину Антоновну.
— Тогда — может быть!
— Ну, если так, значит, ребята, жмем на успеваемость! — сделал заключение Борис.
— Жмем! — ответил за всех Валя Баталин.
У Вали намечавшаяся дружба с девочками вызвала уйму неопределенных, но и самых привлекательных надежд и мечтаний.
Прежде всего, когда он впервые увидел пришедших девочек, он спросил себя — да, перед собой он не хотел этого скрывать! — он спросил себя: красивы ли они? И признал: да, красивы! В классе, в общей массе, может быть, есть всякие, но эти, явившиеся вестницами дружбы, были красивы. Особенно Юля.
На вечерах, во время танцев, он усаживался в самых отдаленных углах, не танцевал, потому что не умел, и терзал себя самым беспощадным образом. Он считал себя в эти часы безнадежным ничтожеством, упиваясь в то же время жизнью, которая открывалась перед ним. На совместном собрании он первым подал голос за «вечер дружбы», за танцевальный кружок и все время потом приставал и к Борису и к Полине Антоновне: когда же этот кружок начнет действовать? Он даже согласился быть его старостой.
И теперь, если «вечер дружбы» вдруг ставится в зависимость от самого скучного, что только есть на свете — от вопроса об успеваемости, — он голосует и за успеваемость, и за слово «жмем» — за все, что может ускорить вечер. В следующем же номере стенгазеты он обрушился на Юру Усова, умудрившегося за один день отказаться отвечать по трем предметам, написал статью «Двойка», в которой разбирал, кто и почему за последнюю неделю получил эти неприятные отметки, и даже сочинил целую поэму «Размышления у школьного подъезда, или к чему приводит лень».
Вот и школьный подъезд! Но подходит к нему НевеселыйПусть пришлось поставить ударение не там, где нужно (спину), пусть некрасовские ритмы мешались порой с пушкинскими, не то с какими-то еще. Пусть! Зато рассказывалась в этой поэме душераздирающая история о мрачном детине, не выучившем уроки и получившем «кол».
Что сам он в это время делал уроки все до единого — об этом нечего и говорить!..
Можно не говорить и о том, с каким нетерпением он ждал открытия катка. «Зимы ждала, ждала природа…» Валя чуть не каждый день, во время своих прогулок по Москве, заглядывал в Парк культуры и докладывал Борису о положении дел: как заливают ледяное поле, как оно после неожиданной оттепели расползлось и как от столь же неожиданного мороза снова замерзло. И наконец — о радость! — каток открыт!
Открыт каток!
Под ногами сверкающее зеркало льда, а сверху, кружась вокруг фонарей, медленно опускаются белые снежинки, сверкая и искрясь, как маленькие звездочки. Вот подул ветер, и снежинки понеслись, полетели вслед веселым толпам конькобежцев.
Кого здесь только нет!
Вот стройный юноша в белом свитере, по всему видно — спортсмен. Он легко и плавно обходит других, руки за спиной, корпус неподвижен, не качается из стороны в сторону. Он будто отдыхает, а какая-то неведомая сила несет и несет его, вперед. Смотришь на него — и кажется: кататься на коньках совсем просто. Но пробуешь повторить его движения, и тебя заносит то в одну сторону, то в другую, а за попытку, заложить руки за спину ты наказан — полетел носом в лед. Поднимаешься и с завистью смотришь на красивую фигуру в белом свитере, скрывающуюся за поворотом.
Для озорников особенное удовольствие — кататься, сцепившись друг с другом в линию, что называется «паровозиком». Кататься «паровозиком» запрещено. Но кто здесь думает о запрещениях? Дюжина ног мелькает в такт увлекающей польки, со свистом и гиканьем цепочка забияк проносится мимо милиционера. В этом вся соль и высшее блаженство — подразнить милиционера, дождаться, когда он погонится за «паровозиком», и потом рассыпаться в разные стороны.
На льду есть свой форс, свой «стиль». Это — обязательно коньки «канада», заточенные кругом, толстые шерстяные носки с яркими поперечными полосками, затем — безразличное выражение лица, ноги прямые, как палки, и катанье ни в коем случае не по прямой, а зигзагами, с наклоном туловища под самыми острыми углами.
Вот и любитель фигурного катанья — «фигуряла». Он снует в толпе, привлекая общее внимание сногсшибательными выкрутасами, головокружительными поворотами. Никто не может сказать, в каком месте он будет находиться через две секунды.
А то промелькнет, как сон, как видение, грациозная девушка в легонькой юбочке. Она, как будто невзначай, только коснется льда носком блестящих «норвег» — и тонкий конек отзывается, звенит мелодичным звоном стали. Взглянешь на нее и обожжешь взор. Скорее! Догнать и познакомиться! Куда там! При такой красе обязателен кавалер, а то и несколько!..