Повесть об отроке Зуеве
Шрифт:
Дома отец и мать не знали, куда усадить его. Отец обхаживал со всех сторон, восхищался:
— Модник какой, а?
Вася и в самом деле выглядел заморским франтом — суконный костюм, шляпа, прошитая цветным шнурком. Вытащил из-за пазухи книжку из жизни киевских князей.
— Глянь, Марья, чего тут написано: за усердие! — Отец обнял сына. — Как все одно редут взял…
Отец сдал в последнее время, в волосах пряди седины — соль с перцем, а службе конца не видать. Били недавно Федора шпицрутенами. Вышел в ту пору государев
— Какие ж науки, сынок, постигаешь?
— Латынь, немецкий, географию, историю, астрономию.
Марья суетилась у печи. Разгоряченная, счастливая. Ухваты так и мелькали в ее руках.
— Ты, сынок, лучше скажи: не забижают ли дворянские дети, а то все науки да науки.
— Свои волосы ерошь, а чужие не ворошь.
— Во чешет! — восхищался отец. — Откуда и берется.
— Да в тебя же, — подсказала Марья.
— Я что? Мое дело: стой на часах да казну полковую береги, да барабан при параде чтоб в руках чесался.
Уминая блины, Вася рассказывал, как недавно с товарищами бегал в анатомический театр — кормили слона.
— Видела! — всплескивает руками мать. — По Невскому водили. Не притопнет тебя, Васенька?
— Смирный он. Профессор Протасов велел его наблюдать.
— Это как же наблюдать? Чтоб не убег?
— Всякие повадки примечать, как при какой погоде себя ведет. Жарко было, так он в хобот воды набрал и окатил. А когда дождик — грустит. Хоботом трубит: сты-ы-ну-у!
— Чувствует, значит.
— Ага!
— Профессора Протасов и Румовский ученые — страсть! Про все знают, все ведают: что против, а что насупротив.
— Это как же понимать? — интересуется отец.
— Потеха! Вот по истории учим разные достопамятные даты. Сколько там лет от печатания книг, от сотворения мира сколько прошло, от Ноева потопа.
— Ну?
— А вот, батя, н разберись. Наводнение в прошлом годе на Неве было, а был ли Ноев потоп?
— Да ты, Василий, в своем ли уме? — пугается Марья. — Нешто не было?
— Было! Так вразумляют на историческом предмете. Вот и солнечные там затмения учат, тоже дело господнее.
— Истинно господнее! — крестится Марья и испуганно выглядывает в окошко.
— А профессор Протасов давеча говорил: естественные науки освобождают от ужаса обывательского. И астроном Румовский говорил: географы более не почитают комет за предвестников несчастия. И затмения не от гнева божьего.
— В заобскую сторону не сошлют тебя, Васенька? — Марья уселась на скамье, прижалась плечом к Федору. — Чего ж говорят вам?
— А то и говорят: есть это естественные явления атмосферы.
— Ой,
— Не задурят авось, — сердится Федор. — До известных родов ведут мальцов. Подрастут — разберутся.
— Да я и сам полагаю, что разберемся! В хождение пойти бы мне.
— Это куда ж? — опять пугается Марья.
Еще в прошлом году Васька был как все мальцы — свой, понятный. И сейчас нет никого роднее его, но другой совсем. Какие рассуждения заимел, господи! Ведь кто чужой услышит — в ослушники запишет. В железо да в Сибирь, не своей волей.
А Васька уплетает блины с медом, пот утирает со лба. Ему смешно, что так переполошил родителей.
Федор подходит, гладит по затылку:
— Вон ты какой стал… Да. Не чета иным. А вот о хождении ты чего сказал? К слову пришлось?
— Книгу Степана Крашенинникова намедни читал про камчатское хождение. Занятная книжка. Коля давал читать. Сын того самого…
— Рано тебе думать о том. Гимназию кончишь — хоть в писаря, хоть в счетчики. И в полк возьмут, и купец иной не побрезгает.
— Не хочу к купцам!
— Поговори мне! А жизнь, она так повернет, что держи руки по швам: «Слушаю, ваше благородие…»
Марья обнимает сына, щекой трется о его щеку. Как, однако, исхудал Васенька. Хоть и франтом глядит, а дитя дитем. Руки то-онкие, на шее жилка бьется — голубая… Господи, не дай пропасть ему.
— Поспать бы часок, — просит Вася.
Марья склонилась над сыном:
— Господи, не дай пропасть несмышленышу. Не гневайся за его слова грешные…
Глава, в которой рассказывается, как герой повести собирался бежать в чичаговскую экспедицию, про таинственный «музеум»
Все чаще и чаще разглядывает Зуев ломоносовскую карту полярных стран.
…Марсельный ветер толкает паруса фрегатов.
…Дорожные повозки переваливают ухабы на избитых российских трактах. Малыми муравьями ползут люди по шару земли на судах, лошадях, пеше, чтобы всюду открыть сокрытые тайности. Карта, если прислушаться, таит в себе неведомый зов, наполнена шумом морских волн, норд-остом, свистящим в реях, иноверческими речениями, ревом лавы из огнедышащих гор.
…Степан Крашенинников шагает по Камчатке. Обнаруживает горячие ключи — кости в них отогревал. Вулканы — пешком их обошел. Пожил в земляных юртах камчадалов. Распознал все их обычаи. Камчадалы — вот потеха! — пуще смерти остерегаются молний. Думают, это духи кидают из юрт горящие головешки. Гром же, по их представлению, происходит оттого, что бог Кут швыряет наземь свой бубен.
…Канин Нос. Кто бывал там? Астрономы в телескопы на звезды смотрят, планеты в ночезрительные трубы ловят, а северная землица сокрыта от глаз. Вот бы ступить на нее! Обойти всю вдоль и поперек, обрисовать на ландкарте…