Поймать хамелеона
Шрифт:
— Он уходил, я понял вас, — кивнул Олег. — В какое время это было, и во сколько Михаил Алексеевич вернулся? Это важно, Глафира Алексеевна.
— Мишенька ушел часов в шесть после полудни, — ответила барышня, — а вернулся без четверти девять.
— Он вовсе не говорил вам, куда идет? Не предлагал прогуляться с ним?
Глаша вдруг вспыхнула и ответила сердитым взглядом.
— Вы все-таки его подозреваете, — обвиняюще произнесла она. — Миша не виновен! Он никого не мог убить…
— Тише, Глафира Алексеевна, тише, — мягко остановил девушку розыскник. — Успокойтесь, какая вы, однако, страстная натура. И поверьте, убить может любой, но
— Простите, — произнесла Глаша и отвела взор. — Я безумно волнуюсь о судьбе моего брата. И то, где он находится сейчас, что его допрашивают, будто он и вправду убийца, — всё это разрывает мне сердце. Миша честный, благородный и добрый человек. В детстве мы часто спорили и даже дрались порой, но когда мы с Мишенькой остались одни, то не поругались ни разу. Да, он бранит меня, когда считает, что я веду себя неразумно, но это от заботы и тревоги обо мне. Однако всегда слушается моих желаний и не вынуждает делать то, чего я делать не желаю. И наши люди о нем дурного слова не скажут. Он никого и никогда не обидел за всю свою жизнь, и вдруг такое!
Голос девушки зазвенел, и она, порывисто поднявшись с кресла, отошла к камину. Некоторое время стояла там, справляясь с чувствами, после выдохнула и обернулась.
— Миша не звал меня в тот вечер с собой. Он сказал, что у него есть какое-то дело. Брат попросил меня не покидать комнат в гостинице и никого не впускать без него. Я пообещала и слово сдержала. Сначала задремала, оставшись в одиночестве, после читала книгу. И когда Миша вернулся, мы спустились в ресторан поужинать.
— Каким вам показался ваш брат? Когда вернулся.
Глаша пожала плечами. В ее глазах мелькнуло удивление, но она уже взяла себя в руки и потом ответила спокойно:
— Он не был ни взволнован, ни подавлен, если вы это хотите услышать. Скорее, был в добром расположении духа. Похвалил меня за разумное поведение, обещал отвести в Кунсткамеру, но я отказалась. Мне, знаете ли, до конца жизни хватило той диковинки, какую я увидела в лице хамелеона.
Девушка передернула плечами, а Котов улыбнулся.
— Вы зря отказались, Глафира Алексеевна. Кунсткамера — это не только уродцы в банках. Ныне там много музеев, и все они о разном, но одинаково примечательны. Так что, если все-таки пожелаете, я бы сопроводил вас туда с превеликим удовольствием.
— Правда? — девушка смотрела на Олега открытым доверчивым взглядом, но быстро смутилась, отвернулась и ответила: — Если Мишенька не будет против и дозволит нам эту прогулку. К тому же он и сам желал там побывать.
— Мы и втроем недурно провели время, — ответил розыскник. — Впрочем, это всё дело досуга, а у нас есть наше дело, и надо им заняться. Стало быть, Михаил Алексеевич даже не намекнул, по какому делу он тогда покинул вас?
Барышня отрицательно покачала головой.
— Нет, Олег Иванович, Миша не говорил… — она вдруг задумалась. — Хотя… Постойте, он поминал Афанасия Капитоныча. Это…
— Партнер вашего брата, — кивнул Олег.
— Да, — ответила Глашенька и с явным недовольством покосилась на Котова. — Вы что же, всё разузнали про нас? Небось, по возвращении домой мы и носа показать не сможем после такого?
— Отчего же? — немного сухо спросил
— Наше знакомство, — прервала розыскника его гостья. — Вы всего лишь вели расследование, а не…
Она оборвала саму себя, порывисто поднялась с кресла и направилась прочь из гостиной. Котов в изумлении приподнял брови, пытаясь понять, что рассердило барышню. И тут же в голове его всплыла фраза, произнесенная в момент, когда девушка еще плохо осознавала себя: «Какой же вы красивый».
Олег хмыкнул и, покинув свое кресло, последовал за Глашенькой, кажется, оскорбленной в некоторых чувствах, какие желала скрыть. И это было, признаться, приятно. Котов подавил улыбку, чтобы его гостья не обиделась по-настоящему.
— Глафира Алексеевна, — позвал ее розыскник.
Он застал девушку в коридоре, где она застыла в явной нерешительности. Попросту не знала, куда деться. Она не обернулась на звук приближающихся шагов, но когда Олег встал рядом, гордо задрала подбородок и отвернула голову. Котов взял Глашу за руку и, отбросив всякий этикет, склонился к ней. И когда мужские губы коснулись тыльной стороны ладони, глаза барышни округлились в ошеломлении.
Распрямившись, Олег уместил ладонь Глашеньки на сгибе своего локтя, улыбнулся ей и указал взглядом обратно на дверь гостиной.
— Прошу, — мягко произнес он, и девушка подчинилась, всё еще пребывая в ошеломлении.
— Знаете, почему я вас сразу запомнил, Глафира Алексеевна? — спросил Котов, пока они возвращались назад. — Вовсе не из-за того, что вам приглянулся этот дом.
— А п… почему? — запнувшись, спросила в ответ барышня.
— Вы невероятно хороши, — ответил ей розыскник и усадил в кресло, с которого Воронецкая вскочила пару минут назад. — Вы тогда обернулись, пока Федор Гаврилович рассказывал о вас, и меня поразило очарование ваших черт. — И чтобы не смутить еще больше и не напугать гостью, он вернулся к делу: — Так что же сказал ваш брат об Афанасии Капитоныче? К чему упомянул перед тем, как покинуть вас?
— Что, простите? — пролепетала Глашенька. Она на миг задержала взгляд на лице Котова, после нахмурилась, явно соображая, о чем говорит мужчина, а после расслабилась и ответила: — Мишенька говорил, что имеет какую-то рекомендацию от Афанасия Капитоныча. Он это сказал не перед уходом, но поминал прежде. Потому мне и подумалось, что ушел к тому, кому была адресована эта рекомендация. Должно быть, кто-то из купечества Петербурга.
— Да, скорее всего, — в задумчивости кивнул Олег.
Похоже, ему все-таки придется прорываться к Михаилу Воронецкому, потому что сказать в точности сможет только он сам. Глашенька о делах брата почти ничего не знала. Значит, нужно нанести визит Рыкину, но прежде сделать иное дело, которое далее затягивать было нельзя.