Поймать вора
Шрифт:
— Судя по всему, отличный парень, — согласился Берни. — Кстати, у него есть фамилия?
9
Фамилия Джокко оказалась такая, что я сразу ее забыл. Однако запомнился факт, что жил он в пикапе, только вот где, вылетело из головы. Мы покинули Южную Педройю, выехали сначала на одну магистраль, затем на другую, и вскоре высокие дома центра города оказались у нас за спиной. Запах тухлых яиц по-прежнему стоял в носу. Я попытался отфыркаться и при этом издал негромкий, смешной звук, который мне понравился, и я повторил все снова.
— Устал, старина? — спросил Берни.
Устал? Да я полон энергии, готов бежать
Напарник потрепал меня по холке.
— Понимаю, уже поздно, но воспользуемся случаем, пока утюг горячий, и закончим наше дело.
О нет, только не утюг. Это такая штуковина, которая большую часть времени прячется в кладовке и появляется оттуда, если Берни считает, что его брюки слишком морщатся и в суд в них идти неприлично. Вот тогда за ним нужен глаз да глаз. Хотя пожарные, как оказалось, отличные ребята и возят в своем грузовике большую коробку с лакомствами. Всю оставшуюся дорогу я внимательно следил за напарником. Устал он или нет? Похоже, не устал, если судить по искоркам в его глазах.
Мы съехали с автострады и миновали несколько тихих улочек. В свете фар я заметил, как кошка скользнула в мусорный бак. Ненавижу, когда они вот так шныряют. А следующее, что я понял: мы вернулись на кольцевую дорогу вокруг ярмарочной площади. Показалась сторожка у ворот, и я увидел охранника. Он сидел, задрав ноги на стол, но мы не остановились, а продолжили двигаться вверх по некрутому подъему, с одной стороны которого тянулся забор, а с другой расстилался голый склон холма. Берни притормозил и посмотрел на холм.
— Должно быть где-то здесь.
Мы свернули на изрытую колею, которая шла в сторону холма, поворачивала вокруг большой скалы и возвращалась обратно. И почти сразу обнаружили пикап, стоявший у скалы. Берни остановил машину и заглушил мотор. Мы сидели тихо-тихо, и я слышал щелканье остывавшего двигателя, шум транспорта на дороге и другие звуки города. Но из пикапа не доносилось ничего. Берни, щурясь, всматривался в него. Меня всегда удивляло, как действуют его глаза в ночное время. Он часто повторяет, что им требуется попривыкнуть. Вот и сейчас он тихо проговорил:
— Подождем, пока попривыкнут глаза. — Это означало, что надо сидеть и никуда не рваться. Прошло немного времени, и он решил, что пора. — А теперь пойдем, только тихо, как мыши.
Что за новость? Я немного помедлил и неслышно выпрыгнул из машины. Почему Берни считает, что мыши умеют двигаться бесшумно? И вообще, почему ему хочется, чтобы я был похож на мышь? Сам он, стоило ему вылезти из «порше», тут же наступил на ветку, которая треснула так громко, будто раздался выстрел в ночи. В таких ситуациях мы всегда замираем, замерли и сейчас. Пикап оставался безмолвным и неподвижным. Случалось с вами такое, чтобы во рту появлялся вкус того, что вы раньше съели? Со мной случилось, и пока я ждал, чтобы Берни подал знак отмереть, ощутил аромат «Читос». Мне захотелось еще.
Напарник коротко махнул рукой, мы тронулись с места и направились к пикапу. Но не рядом, а немного растянувшись — методика, которой начали овладевать только недавно. У машины Берни достал тоненький фонарик и посветил сначала в окна, затем в багажное отделение.
— Никого нет дома, — заключил он, обошел пикап, направил лучик света на номерной знак и наклонился. — Запомнить легко: «Джокко-1». — Он разогнулся и посмотрел на холм. — Можешь сказать, почему нельзя назвать это ночью?
Мне ничего не пришло в голову. Мы направились обратно по колее к машине. Я понюхал куст — здесь побывал койот, но довольно давно. Задрал ногу, пометил куст и, пока поливал, смотрел в темно-багровое небо, по которому медленно
Я опять прыгнул, хотя это был не лучший мой прыжок, потому что одна нога плохо слушалась, но все-таки налетел на него, на этот раз сбоку. Сумел поймать его руку в пасть и не колеблясь сжал челюсти. Большинство людей в такой ситуации кричат, и этот вскрикнул, но скорее от злости, чем от боли. К тому же рука, в которую я вцепился, была не та, что держала биту. Великан попытался вывернуться. Я висел на нем, погрузив зубы в плоть, и ощущал вкус крови. Он поднял биту одной рукой. У него были бачки, нос с горбинкой и злые глаза, на голове повязана бандана в горошек. Я посмотрел прямо в эти злые глаза и, наверное, поэтому не заметил, как стала опускаться бита. А когда заметил, было слишком поздно.
Следующее, что помню: я лежу на земле, а незнакомец, отбросив биту и держась за руку, удирает к пикапу.
Я поднялся и, испытывая головокружение, побежал за ним, но не резво, как обычно, из-за того, что он сделал с моим плечом. Когда он открыл дверцу и забрался в машину, я был уже рядом и нацелился на его ногу. Но не тут-то было — он шарахнул меня дверцей и попал в больное плечо. Я рухнул на землю. Дверца захлопнулась перед моим носом, мотор взревел, и пикап, подняв облако темно-багровой пыли, круто, юзом развернулся и умчался по дороге. Я поднялся и побежал за ним, скорее не побежал, а потрусил, наверное, даже прихрамывая. Но таким образом, если бы потребовалось, я мог двигаться всю ночь. И так бы и поступил, если бы не Берни, которой лежал у дороги. Я замер и повернул назад.
Берни лежал на спине и не двигался. Глаза были закрыты. Я почуял кровь и увидел, как она блестит на виске, но ее натекло не много. Я постоял рядом, подождал, а затем пронзительно, на высокой ноте тявкнул. Это вышло как-то само собой. Потом еще и еще. Ткнулся мордой ему в грудь и услышал, что сердце бьется. Хороший знак. Во время прошлых расследований мне пару раз приходилось наблюдать человеческую грудь без сердцебиения. Я лизнул напарника в лицо. Ну же, Берни, очнись. Очнись, старина. Я перестал лизать и сидел, тяжело дыша. Но что это? Стон, очень тихий. Давай же, старина! Я снова лизнул его в лицо.
Берни опять застонал, на этот раз громче. Его веки, словно трепещущие крылья бабочки, задрожали и поднялись. Глаза напарника меня напугали: они были похожи на глаза людей без сердцебиения, например, несчастной Аделины ди Боргезе, — но затем неописуемым образом изменились, в них будто зажегся свет, хотя они и не стали светлее, и Берни сделался самим собой.
— Привет. — Его голос был таким слабым, что я едва расслышал. — Чет?
Да, это я, Чет, просто и ясно.
— Ты в порядке? — спросил напарник.