Пожарная застава квартала Одэнмате

Богуцкий Дмитрий

Но чем ближе к войне, тем больше в идущей к ней толпе недовольных, опасных людей проявлялась сила, собравшая сюда их всех. Появлялось больше личных флагов, на холмах стояли конные разъезды, по дороге, расплескивая грязь и расталкивая людей, гнали лошадей вестовые в доспехах, и никто не смел преградить им дорогу.

Я с завистью смотрел им вслед, многие были младше меня. Но им больше повезло с местом рождения и семьей.

Карма. Живи, с чем родился.

И вот здесь, на этой грязной дороге на войну, я и встретил старика Такэдзо.

В

ту пору ради пропитания я совершил несколько деяний, о которых и сейчас не хочу рассказывать, но самое постыдное, о чем мне и сейчас тяжело вспомнить, это несколько бронзовых монет, затоптанных в грязь во дворе ограбленного бродягами маленького буддийского храма, которые я поднял. Я бы не решился ни на что подобное в святилище местного бога, опасаясь мести божества, но тут я не вернул эти несчастные монеты в ящик для пожертвований, а унес с собой в надежде на бесконечную благость Будды, на которую, возможно, уповали предыдущие грабители.

И видимо, это она и была, бесконечная милость, ведь именно с этими монетами я решился войти в придорожную корчму, охраняемую от разграбления проходящими войсками флагом Мацукура, правящего князя этих земель. И именно в этой корчме я встретил старика Такэдзо.

Уже на входе я услышал:

— У старика деревянный меч, чего ты боишься? Он платил серебром, не пропьет же он все здесь. Нужно только его дождаться.

Это довольно громко шепталась пара ободранных пехотинцев с мечами на скамье рядом со входом. Я вошел в корчму прежде, чем они недовольно обернулись, уловив, что их слышат.

Внутри я еще не увидел того, о ком они говорили, а он уже видел меня.

— Кого я вижу! Какая редкость в наше время встретить человека с деревянным мечом! Да вы еще и обоерукий, судя по развитию кистей рук, восхитительно, большая редкость в наши времена! Присаживайся сюда, юный собрат, нам нужно обмыть столь радостную встречу!

Я был озадачен его напором, но приблизился.

— Прошу тебя, садись. Эй, на кухне! Повтори все для моего гостя!

— Я боюсь стеснить вас… — промямлил я.

— Да брось и садись. Стеснять здесь могу только я. Садись же.

Я сел.

А он усмехнулся в седеющие усы и бросил:

— В свое время я тоже сбежал на войну. Не с деревянной палкой, конечно, нет. Так что просто не мог тебя упустить, отважный молодец. Что это там у тебя? Лиственница? Да, доступно, отважно и неосторожно, разлетится от первого же удара по достаточно крепкой голове. Я предпочитаю красный дуб. Говорят, черное дерево просто бесподобно, но тяжеловато, на мой вкус.

Под эту болтовню он впихнул в меня порцию риса, кусок жареной рыбы и три чашки сакэ. Меня, конечно, развезло, и я ему все рассказал, конечно. Ну, почти все…

Не могу поручиться, что он слушал меня хоть как-то внимательно, но поддакивал и подливал. А на словах о злоумышленниках у входа он прямо оживился:

— Так ты говоришь, Бэнносукэ, парочка этих грабителей ждет меня у входа? Как славно! Вечер наливается красками!

Идем, мы же не можем заставлять их ждать вечно! Они могут замерзнуть и уйти! Меня, кстати, в юности тоже Бэнносукэ звали, чтоб ты знал. Прямо как тебя.

— А как вас зовут теперь, почтенный?

— Зови меня старик Такэдзо. В самый раз будет.

С тем мы вышли под темнеющее небо.

Парочка на скамейке уставилась на нас, веселых и пьяных, а затем вскочила, испуганно оскалившись.

— Эти, что ли? — невежливо ткнул в них пальцем старик Такэдзо. — Гм!

Он окинул их пытливым взором.

— Так, ну вот этот мелкий сам сбежит, а у здоровяка есть дурацкая манера выставлять локоть вперед при замахе мечом, тут-то его нужно брать. Ничего особенного.

Упомянутый здоровяк утробно зарычал, вытаскивая свой меч, он возился так долго, что даже я в своем хмельном состоянии заждался. И он действительно по-дурацки выставил локоть, задрав руки с мечом над головой, и когда Такэдзо, ткнув пальцем, рявкнул: «Бей!» — я совершенно бездумно выдернул свою палку из-за пояса и ударил. Палка и рука здоровяка сломались одновременно. Здоровяк, выронив меч, подхватил свою повисшую руку и с воем умчался в темноту, туда, куда уже умчался его приятель.

— Куда? — возмущенно воскликнул старик Такэдзо. — А поговорить?

Но они не вернулись.

— Меч-то какой убогий. — Такэдзо повертел в руке подобранный меч здоровяка. — Ума не приложу, как ты с ним будешь обходиться. Ножны-то сбежали!

Он обернулся, прищурившись, с мечом в руке, когда из темноты выступили несколько вооруженных воинов в лаковых доспехах. Первый среди них, фактически юноша, едва-едва старше меня, с серебряным полумесяцем на шлеме, окинул нас внимательным взглядом и внезапно, сняв шлем, низко поклонился Такэдзо:

— Я рад вас видеть, почтенный господин…

— Сэммэй Такэдзо мое имя нынче, — перебил его старик, и молодой воин удивленно приподнял бровь.

— Как вам будет угодно, господин Сэммэй. Рад встретить вас в полном здравии и расцвете сил.

— Вы знаете меня? — заинтересованно спросил старик Такэдзо.

— В доме моего отца в почетной нише хранится одна из ваших работ тушью в дзэнском духе, выполненная в технике одного движения кисти.

— Вот как! — довольно усмехнулся Такэдзо. — Это очень приятно, не скрою. Как мне звать вас?

— Зовите меня господин Садовник, раз у нас вечер прозвищ. А как мне звать вашего… ученика?

— Ну да, ученика, — старик Такэдзо ухмыльнулся, хлопнув меня по плечу. — Напиваться он отлично у меня научился! Бэнносукэ его имя! Совсем как меня звали в детстве.

— Я помню, — поклонился молодой человек. — Очень рад.

Я тоже был рад, особенно тому, что Такэдзо походя сунул мне доставшийся нам меч, буркнув, что такими вещами он давно не пользуется, а мальчишки такое любят. Господин Садовник пригласил нас отужинать, мы согласились и продолжили хмельной вечер с новыми силами.