Познавший правила
Шрифт:
— Вылечишься. Но вот ещё капельку бы — и мог остаться навсегда калекой… Мудрые раны… — он вздохнул. — Мудрые раны не лечатся, Шрам. Как ни пытайся.
Неожиданно он поднял край одеяния до колена правой ноги. Оно было перевязано тугой повязкой, сквозь которую проступало жёлтое пятно.
— Однажды я встретился с очень страшным противником, Шрам. Я как-то упоминал о нём. Изменённый ааори. Он был вызовом, он был загадкой. На прощание ааори нанёс мне подлый удар… Хотя мы вроде договорились разойтись миром… Подлый удар в ногу, в колено.
Ксарг
— Я успел увернуться. Его мудрость оставила лишь порез… Но он не заживает, Шрам. Вот уже двести пятьдесят лет я хожу и три раза в день меняю повязку. Что бы ни делали лекари и мудрецы, как бы ни лечили его — он остался мне на память.
— А враг сбежал? — спросил я.
— Я сбежал, — жёстко ответил Ксарг. — И бежал от него до самой Тульи, а он гнался за мной. Я тогда поклялся при случае отомстить, но не смог найти этого урода. Может быть, когда-нибудь и найду.
— Значит, моя рука?..
— Твой враг умер, Шрам, — Ксарг качнул головой. — Иначе бы ты ходил с параличом. Когда умрёт мой враг, заживёт мой порез. Возможно, я был не прав, решив поймать этого изменённого… Но и он оказался не лучше меня.
— Твоя рука восстановится, Шрам, — успокоил меня Соксон. — Не сразу, постепенно. Разве что суставы будут болеть на изменение погоды. Но поверь, лет через шестьдесят они и так будут болеть. И уже во всём теле.
— Ну и ладно, — успокоился я и повернулся к Ксаргу. — Может быть… Может, мне всё-таки стоит попробовать, мастер?
— Нет, Шрам! — Ксарг усмехнулся. — Может, у тебя что-нибудь и выйдет, но… Но это моя месть! Это всё, что ты хотел спросить?
— Нет, не всё… — я покачал головой. — Что вы делали с трупом и с кавалем?
— С трупом — ничего, — отрезал Соксон. — Только делали так, чтобы он не сразу встал.
— А на кавале мы экспериментировали, — усмехнулся Ксарг. — Это было сложное и красивое плетение… И я даже не уверен, что смогу создать его снова, хотя схема у меня имеется. Это было плетение защиты от нежизни, Шрам!
— Но он ведь был живой! — удивился я. — Зачем?
— Ну как же! Надо было понять, как они там связаны. Мы как думали: изменённый — от мудрости, неживой — от нежизни. А получилось, что и то, и то — не отдельные процессы. Просто мудрость мы видим, а нежизнь — не видим. Плетение, которое я использовал — это узор сангари.
— Стойте, подождите, мэтры… Как это понять?..
— Шрам, всё дело в том, что мудрость — это только часть чего-то, проникшего в наш мир, — объяснил мне Соксон. — Это видимая часть. Мы изучаем мудрость… И оказываемся в положении тех, кто пытается описать глубоководную тварь, лишь увидев её плавник и глаза на спине. А чтобы изучить глубоководную тварь — надо её из воды вытащить. Понимаешь?
— Получается, мудрость — это не что-то отдельное… — медленно проговорил я. — Это просто видимая часть?
— Именно так! — кивнул Ксарг. — Видимая нам, конечно же. Защитив
— Что?!
— А, ну да… — Ксарг улыбнулся. — Я прямо в него зашил защитный амулет с хорошим запасом кристаллов.
— Мастер, так на нём же мудрости было…
— Это снаружи, а внутрь — не могла пройти, — Ксарг развёл руками. — Да и к тому моменту, когда он поднялся, амулет уже сел. Но вот беда, Шрам… С ним, судя по тому, что рассказал Грапп, произошло что-то совершенно невообразимое!
— Это правда, что он стал карателем за час? — не удержался Соксон от вопроса, и я решился рассказать им всё, что видел.
— Вообще-то… Он стал чем-то большим, чем каратель, — ответил я. — Он не остановился в росте.
— А! Даааа! — Ксарг вскочил, вскинул руку к потолку и издал победный крик, который никак не подобал пятисотлетнему мудрецу.
— Шрам, а что же ты сразу-то не сказал?! — возмутился Соксон.
— Так я же был предметом спора! Вы вроде как ждали, когда я сам приду, — напомнил я. — А сами не звали и не спрашивали…
— Ха-ха-ха! — радостно засмеялся Ксарг. — Ученик, мы сами себя обманули на этот раз!
— Неловко вышло! — Соксон развёл руками, смеясь.
— А это что-то меняет? — поинтересовался я. — Что-то важное, да?
— О! Это очень много меняет, — Соксон суетливо достал уже знакомый дневник, куда Грапп заносил свои наблюдения. — Это так много меняет, что… Боюсь, пока мне страшно это говорить.
— Не скажете, да? — понял я.
— Скажем, — серьёзно ответил мне Ксарг. — Но не сейчас, Шрам. Боюсь, если вообще произнести вслух то, что мы теперь знаем — даже меня могут отправить на плаху.
Вечерело. Я шёл по улице Форта и смотрел на зажигающиеся на востоке звезды. Правила. Они пронизывают наш мир и даже то, что убивает этот мир. Наверно, они пронизывают все миры одновременно. Правила есть для всего: для изменения и для изучения. Ксарг и Соксон нарушили правила. Нарушили, пытаясь докопаться до природы вещей, и получили свои ответы. А я получил немного своих. И пусть у мудрецов будут свои секреты, а у меня свои. Я услышал правила гораздо более древние, чем сама мудрость. Правила чуждости.
Создание Ксарга — каратель, что продолжал расти — угрожало всем мирам одновременно: и миру мудрости, и старому миру людей. И мир мудрости постарался победить, но не смог. Не по зубам оказалось создание Ксарга тварям из Диких Земель. А вот каваль… Каваль, что был плоть от плоти этого мира, но впитал в себя силу мудрости, просто вынес неживого уродца и потрусил с довольной мордой требовать овощей. Мир погружается во тьму с той же стороны, с которой появляется свет — и это правильно. Можно ли нарушать правила? Все правила можно, а иногда даже нужно нарушать, но расплата останется на совести нарушителя. Мир, чьи правила были нарушены, не оставит их попрание без ответа.