Позывной Леон
Шрифт:
Огонь разрастался — теперь я уже ощущал жар, исходящий от границы вихря. Ещё чуть-чуть, и он станет нестерпимым. «Ладно», — прошептал я, прикрывая глаза. Если уж всё погрузилось в этот кошмар, я хотя бы попробую найти ту силу, которую использовал вчера, когда зажёг голубой огонёк в ладони. Может, это поможет мне осветит путь. Я печально усмехнулся. Чувство юмора, видимо, ещё осталось при мне, а значит, не всё потеряно. Но я надеялся, что моя сила станет мне оружием очень надеялся.
Закрыв глаза, я сконцентрировался на воспоминании о тепле, которое почувствовал, когда вызывал голубой свет. «Если уж умирать, то не с пустыми руками», — мелькнуло в голове. Может, получится найти
Глава 12
Вихрь хлестал с неумолимой силой, закручиваясь всё плотнее, и я уже чувствовал, как его шершавые «объятия» касаются моей кожи. По краям бушующего торнадо плескались языки огня, и жар становился настолько мучительным, что я почувствовал, как лицо заливается румянцем — не от стыда, а от невыносимого накала.
Я пытался успокоиться, вновь нырнуть в глубину собственной души и найти то самое тепло, что давало мне силу и позволяло быть «другим». Но вокруг меня бушевал вихрь, нагоняя животный страх и панику, мол, всё пропало и мне уже ничего не удастся — не стоит и пытаться.
— Стоп… — прошептал я вслух, потом повторил громче: — Стоп!
Словно меня осенило. Я отстранил панику и ощутил, как все вокруг — опасные спирали огня, смертоносный ветер — застыли на краткий миг. И в эту секундную передышку я снова бросился вглубь своего сознания. Наконец уловил лёгкий отсвет тепла, что дарует мне силу.
Не заботясь об осторожности, я, словно в агонии надежды, потянулся к крохотному источнику тепла. Тянулся с жадностью и отчаянием, словно человек, терпящий жажду посреди выжженной пустыни и вдруг заметивший мерцающий оазис. Это ощущение манило меня как спасение — я хотел нырнуть в него с головой, смешать со своим существом, сделать частью своей силы. Но, увы, оно реагировало на моё нетерпение, дрожа и отступая, словно напуганный зверёк, пойманный в луч света. Я чувствовал, как этот пугливый огонёк пятится вглубь, не позволяя мне ухватить его целиком. Внутри заворочалась безысходность: «Не бросай меня…» — почти кричал я мысленно, но искра тепла ускользала, не доверяя, будто знала, что я сейчас слишком возбужден и готов раздавить её собственными жадными руками.
— Ну же… — выдавил я сквозь стиснутые зубы, когда по щеке вдруг хлестнуло что-то обжигающе горячее. Целая вспышка боли пронзила меня: капля огненной жидкости или алой крови, а может, расплавленная ткань кожи, — я не знал, но жгучий укол напомнил о том, что времени у меня почти нет. Сердце заходилось в яростном ритме, а лёгкие уже с трудом хватали воздух. — Давай! — прохрипел я, наклоняясь вперёд, будто стараясь ухватить своё спасение руками. Но в действительности я цеплялся за тот едва уловимый отсвет тепла внутри себя, за ту искорку, которую мне позарез было нужно «приручить» и вобрать в свою суть. Я силился всем нутром принять его, впустить под ребра, будто надеялся, что оно окутывает меня непобедимым сиянием и не даст погибнуть в бездне бушующего огня.
Жар вдруг охватил меня порывом, и показалось, будто само пламя сомкнулось на теле. В тот же миг я потерял всякую связь с реальностью: чудовищная боль рванула по нервам, и я инстинктивно зажмурился. Всё вокруг заполнила слепящая вспышка, в которой будто заживо сгорели мои волосы, а вместе с ними — ресницы и брови. Резкий, горьковатый запах палёной плоти ударил в ноздри, и я не сразу осознал, что это была моя собственная кожа, опаляемая немилосердным пламенем. Грудь стиснулась так, что я не мог вдохнуть ни глотка воздуха, а сознание, сжавшись в комок ужаса, выталкивало меня прочь от огненного предела.
Бешеная паника обрушилась, словно чёрное крыло, перечеркнув ту едва найденную искру спасения,
Всё моё тело кричало, и, кажется, из моих губ вырвался какой-то сдавленный, пронзительный звук — то ли стон, то ли крик отчаяния, ведь уже невозможно было отличить боль от крайнего бессилия. В отчаянной попытке увидеть хоть что-то я попытался распахнуть веки, но от жаркого зноя они слиплись, склеившись пеплом и обожжённой кожей, не позволяя мне даже мельком взглянуть на гибельный огонь, который безжалостно облеплял всё моё тело. А смертоносный вихрь, не довольствуясь одним лишь пламенем, бился вокруг меня острыми порывами, будто стёклами, врезаясь в обугленную плоть. Этот двойной удар — обжигающая жара и режущий ветер — окончательно лишал меня способности мыслить. Всё внутри, казалось, утонуло в беззвучном крике агонии.
Злость, дикая первобытная ярость вдруг вспорола мою душу — будто оплавила все оковы, удерживавшие это чувство внутри. Злость на всё происходящее, на Ира, бросившего меня в беде, на самую судьбу, швырнувшую меня в этот мир слепым котёнком, где каждый только и ждёт шанса убить меня. Злость набрала силу, вырвалась наружу и сожгла остатки страха.
Я рывком распахнул глаза — веки, казалось, были сплавлены, но под ударом бешеной решимости разомкнулись. Я окинул взглядом этот адский вихрь — зловещего врага, что уже решил, какой будет моя судьба, и ощутил, как внутри возрождается то самое пугливое тепло, но на этот раз не уходит прочь, а охватывает меня полностью, давая искомую силу.
Я выгнулся дугой, раскрыв рот в беззвучном крике: пламя опалило меня так, что я едва мог чувствовать голосовые связки, но мне уже не нужно было кричать. Раны затягивались на глазах, вновь нарастая плотью. Волосы, ресницы и брови, мгновенно сожжённые, вдруг отросли обратно; глаза, высушенные адским жаром, налились слезой. Теперь вся моя ярость обратилась против врага.
Мне уже было всё равно, что там творится вокруг. Меня окутывало призрачное голубоватое сияние, подобное щиту. Я, словно живой факел, заливал всё кругом странным светом.
Осмотрев себя и свои руки, я заметил, как вихрь, окружавший меня, отреагировал: он перестал бить меня рваными потоками и сжался до минимума, словно в отчаянной попытке «зажать» меня целиком. Боли не возникло — моё тепло, моё пламя, моя сила обволакивали меня плотной оболочкой, не давая вихрю принести вред. Но он сдавил меня, словно решив бороться иначе: крепко, как в тисках.
Я напрягся, стараясь раздвинуть его объятья, но они держали намертво. Тогда я зарычал, выплеснув вперёд эту разъярённую злость, убирая все барьеры и превращаясь в безумного берсерка с единственной целью: рвать врага.
И начал рвать: пальцами, ногтями, зубами, сначала по кусочку, чувствуя, как вихрь содрогается, а затем большими клочьями чего-то плотного и в то же время неосязаемого. Было ощущение, что я сдираю некую субстанцию, отчаянно сопротивляющуюся, но поддающуюся моей ярости. Шум бури вокруг ещё продолжался, но я раз за разом отрывал куски, словно грозный хищник. Враг вздрогнул и ослабил хватку, а я продолжал вырывать его «плоть», впадая в своеобразный экстаз. Кажется, вихрь начал отступать, потеряв уверенность в победе. Но я не позволил ему сбежать: остановившись на миг, вытер рукой (даже не замечая, есть ли там кровь) рот и посмотрел на всхолмленную массу, кое-как напоминающую остатки смерча.