Прах и безмолвие (сборник)
Шрифт:
— Если бы решение принимал я, — грустно покачал головой Тримбл, — вопрос бы даже не стоял. Но наше дело лишь представлять на рассмотрение суда результаты расследования. Так положено. Только судьям дано решать, какие обвинения могут быть предъявлены подследственному. Ведь с этим ты не можешь не согласиться.
Дэлзиел насторожился.
— Что вы хотите сказать? Ну, давайте. Выкладывайте!
— Энди, пожалуйста, я ведь не подозреваемый.
— Но то, что вы говорите, наводит меня на серьезные подозрения. Что в конце концов происходит?
— Думаю, ты уже догадался. Свайн заключен под стражу до
— В случае дела об убийстве?! Мы не имеем права!
— В этом случае мы действительно не имеем права, — согласился Тримбл. — Только, Энди, не похоже, чтобы это было дело об убийстве. По крайней мере таково мнение прокуратуры. Свайн готов оказывать содействие в расследовании при любых, менее серьезных обвинениях. Мне кажется, суд скорее обвинит его в каком-нибудь не вызывающем сомнения преступлении, чем выставит себя посмешищем, пытаясь выдвинуть обвинение в убийстве, которое невозможно доказать за недостаточностью вещественных доказательств и отсутствием свидетелей. Энди, мне жаль. Послушай, присядь-ка, давай еще раз обговорим все это за стаканчиком…
Но на сей раз необоримая до той поры магическая сила этих слов, означавших целую бутылку «Глен Моранжи», не возымела действия, и Дэлзиел ушел.
Глава 4
Человеческой натуре присуще одно странное свойство: успех нередко наполняет душу сомнением, в то время как поражение пробуждает угасшую было веру.
До сих пор, даже после раскопок на автостоянке, Паско не мог заставить себя разделить уверенность своего босса в том, что Свайн виновен во всех этих ужасных убийствах. Но как только Дэлзиел ворвался в кабинет с известием, которое он расценивал, возможно, несправедливо, как предательство Тримбла, Паско почувствовал, что его начинает переполнять равное дэлзиеловскому необоснованное негодование.
— Я буду стоять на его стороне, даже если против будет целая свора самых дотошных адвокатов, — заявил он Уилду.
— Не слишком ли ты усердствуешь, а?
— Потому что до этого имел кое-какие сомнения?
— Потому что до этого ты считал, что он спятил!
— Но ты же не думаешь, что Свайн невиновен? — воинственно проговорил Паско, защищаясь.
— В чем-то, конечно, виновен, это ясно.
— Но не в убийстве?
— Послушай, имеется один взгляд на известные факты — взгляд босса и другой — Свайна. Как выбрать один взгляд из двух? Преимущество у того, кто сомневается, вот и все.
— Возможно, но я просто хочу помочь боссу.
— И что ты собираешься для этого сделать?
Это был хороший вопрос, на который нелегко было дать столь же хороший ответ.
— Ну, — протянул Паско, — по крайней мере я могу сделать то, что, несмотря на мои мольбы, не удосуживается сделать он по отношению к нашей Смуглой Даме, — я буду всерьез принимать его слова.
Паско начал с того, что тем же вечером взял с собой
Когда Элли пришла домой, он все еще тупо смотрел в бумаги. Она не выказала никакого любопытства, а он ничего не стал объяснять. Это вежливое невмешательство в дела друг друга начало перерастать в торговый барьер.
— Как прошло собрание? — спросил он.
— Нормально. Мы разобрались в видах и в регионах обитания. Ты на работе держи ухо востро. Не удивлюсь, если у Толстого Энди на чердаке заведется несколько вампиров.
— Кстати о вампирах, — сказал Паско. Чтение бумаг оживило его воспоминания. — У Филипа Свайна на «Москоу-Фарм» в старом сарае несколько летучих мышей нашли себе приют на время зимней спячки.
— Что? Ты мне не говорил. Ты разве не знаешь, что обязан вовремя ставить власти в известность?
— Да? Извини. Это было в феврале, так что они уже могли улететь.
Откровение, что он повстречался с этими милыми созданиями уже несколько месяцев назад, только подлило масло в огонь. К счастью, Элли отвлек шум, донесшийся из комнаты Рози, иначе попытка Паско оправдаться навлекла бы на него еще больший гнев. Когда он остался один, он снова вернулся к разложенным на столе бумагам. Лежали они в следующем порядке: те, которые относились к убийству Беверли Кинг на Хэмблтон-роуд, — в центре, а те, которые касались гибели Тони Эпплярда, были сдвинуты к самому краю стола.
Но разговор о летучих мышах вызвал в памяти Паско воспоминания о старом сарае, где умер парнишка. Ему пришло в голову, что все приняли свайновскую версию событий, точнее, изложенную Свайном версию Стринджера. А с какой стати она могла вызвать сомнения? Все это вполне вписывалось в двуличный образ Свайна: хорошего друга и законченного мерзавца. И так было почти со всеми обстоятельствами этого дела. Они соответствовали и показаниям Свайна, и теории Дэлзиела.
Но была ли достаточно последовательна проверка этого соответствия?
Выяснить это можно было только одним способом.
Паско переложил бумаги на столе в строгом, насколько это было возможно, хронологическом порядке и, сказав себе: «Свайн — любящий супруг и хороший добрый друг», начал читать.
Через некоторое время Элли заглянула в комнату, снова скрылась за дверью, и он услышал, что в холле включился телевизор.
Через полчаса она заглянула еще раз.
— Ты еще не закончил? — спросила она.
— Я закончил быть любящим супругом, — ответил он. — Теперь я собираюсь стать законченным мерзавцем.