Прах и тень
Шрифт:
Я ошеломленно посмотрел на него:
— Искренне огорчен, что у меня нет для вас новостей получше.
— Мой дорогой друг, я бесконечно вам благодарен.
— И что же нам теперь делать?
— Пока ничего. Мне нужно подумать, — сказал Холмс, усевшись на матрас и подтянув колени к животу.
Я кивнул:
— В таком случае не буду вам мешать.
Холмс с подозрением взглянул на меня.
— Надеюсь, вы не собираетесь остаться?
— Как же я уйду? Я ведь помогаю вам в работе.
Мой друг вскочил с места.
— Об
— Так оно и есть, — согласился я, закутываясь в шерстяное одеяло.
— Категорически запрещаю! Если меня здесь обнаружат, последствия этого для вас могут быть самые печальные.
— Тогда надо сделать все от нас зависящее, чтобы сохранить инкогнито.
Диктаторские замашки Холмса почти невозможно игнорировать, но никогда прежде я не был столь исполнен решимости стоять на своем.
— Уотсон, из всех людей, кого я знаю, вы менее всех годитесь на роль притворщика. Я в жизни не встречал человека, у которого душа была бы нараспашку в такой степени.
Я почувствовал, что краснею при этих словах, но тут же вспомнил: Холмс каждый день в одиночку сталкивается с угрозами, подобными той, что я встретил в темном проулке.
— Холмс, дайте мне слово джентльмена, что от меня не будет для вас никакой пользы здесь, в Уайтчепеле.
— Не в этом дело.
— Учитывая вашу репутацию человека с выдающимися умственными способностями, догадываюсь, что у вас уже есть своя версия событий.
Бросив на меня полный ехидства взгляд, Холмс смиренно улыбнулся.
— Ну что ж, если я не в состоянии вас разубедить, единственное, что остается, — поблагодарить.
— Это вам спасибо, что не выгнали.
Он прилег на свою убогую постель, закинув ноги на бочку для воды.
— Вам трудно будет привыкнуть к здешним неудобствам.
— Я прошел вторую афганскую войну и не боюсь никаких лишений.
Услышав это, мой друг снова сел, издав ликующий возглас.
— Вы, сами этого не зная, попали в точку. Афганская война… Хорошо сказано.
— Надеюсь, сумею быть вам полезным.
— Спокойной ночи, Уотсон, — сказал Холмс, уменьшая свет масляной лампы и набивая трубку крепким табаком. — Заранее извините, что не предложу вам побриться завтра утром. Вы будете выглядеть гораздо лучше небритым. И вот еще что, Уотсон… — начал он.
По тону его голоса я понял, что мой друг вновь обрел чувство юмора.
— Слушаю вас.
— Я не стал бы располагаться в ближайшем углу справа. Увы, он оставляет желать много лучшего в смысле прочности. Хороших вам снов.
Глава 25
Ночь костров
Пробудившись на следующее утро, я обнаружил, что Шерлок Холмс стоит рядом со мной, снимая с себя бушлат и красный шарф грубой вязки. Он швырнул в мой угол ворох поношенной одежды. Мой друг был сильно возбужден; по темным кругам под
— Который час?
— Около восьми.
— Вы куда-то ходили?
— Бродил по городу и взял на себя смелость сделать несколько покупок для вас.
— В самом деле? Вы ели?
— Выпил чашечку кофе. Надеюсь, Уотсон, вы не станете игнорировать необходимые меры предосторожности, к которым я прибегаю, выходя на прогулку в этом районе города. Буду вам очень признателен, если вы облачитесь в эту ветхую одежду и старое пальто. Уж не обессудьте, но мне пришлось порвать его в нескольких местах. Вы были одеты слишком нарядно, чтобы общаться с Джеком Эскоттом. Этот крепкий малый будет ждать вас внизу через десять минут. Мы пройдемся быстрым шагом до паба «Десять колоколов» и там немного выпьем.
В указанное время я встретился внизу с Холмсом в обличье моряка, которого мне следовало называть Джеком Эскоттом, и мы вышли на залитую серым утренним светом улицу.
Через двадцать минут мы уже были на углу Черч-стрит в таверне с незамысловатыми колоннами у входа и слегка покачивающейся на ветру черной вывеской, на которой белыми буквами было выведено название — «Десять колоколов». Единственный зал был уставлен хаотично расположенными столами, изрезанными ножом. Стены покрывала плитка, роспись которой почти исчезла под толстым слоем грязи.
— Вы, наверное, гадаете, зачем мы пришли сюда, — сказал Холмс, как бы отвечая на мой безмолвный вопрос. — Ничего не бойтесь, старайтесь держаться так же, как я, и все будет в порядке.
В пабе было гораздо более людно, чем я ожидал в это время суток: завсегдатаи старательно осушали кружку за кружкой, прежде чем приступить к трудам или развлечениям предстоящего дня. Какие-то уволенные в запас солдаты в грязной одежде, увидев Холмса, лениво замахали руками, подзывая нас к своему столику.
— Где ты подобрал этого парня, Эскотт? — спросил низкорослый мужчина средних лет с аккуратными бакенбардами, внимательным взглядом и красным лицом сильно пьющего человека.
— Это мой старый дружок Миддлтон. Он недавно вернулся в Лондон. Мерфи! Всем по кружке портера за наш счет!
— Как поживаете, Миддлтон? — спросил один из солдат, когда появилась выпивка.
Я пытался сформулировать ответ, но тут вмешался сыщик:
— Не обращай на него внимания, Кеттл. Он служил в Афганистане. Видел много такого, что нам и не снилось. Разговаривает только когда сильно навеселе, и даже тогда главным образом о гази. [31]
31
В некоторых мусульманских странах — почетный титул, присваивавшийся особо отличившемуся военачальнику, герою-победителю, а также лицо, носившее этот титул.