Праксис
Шрифт:
Мартинес был потрясен.
— Я… — начал он. — Филлипс мой офицер и… Я хочу видеть, как вы используете препараты, которые вытащат из него все секреты и лишат достоинства. Он оказался там из-за меня.
— Теперь он не ваш офицер, — отрезала Миши. — Он ходячий мертвец. Честно говоря, не думаю, что он захочет видеть вас там. — Она посмотрела на Мартинеса и уже несколько мягче добавила: — Вы должны управлять кораблем, капитан.
— Слушаюсь, миледи. — Мартинес отсалютовал.
Они с Марсденом провели остаток дня в привычной круговерти мелких обязанностей. Марсден казался молчаливым
Он поужинал в одиночестве, выпил полбутылки вина и отправился искать доктора.
По пути к лазарету Мартинес столкнулся с выходящей оттуда леди Джульеттой Корбиньи. Она была бледна, а огромные глаза казались еще больше.
— Простите, лорд капитан, — сказала она и почти бегом поспешила прочь. Мартинес проводил ее взглядом и вошел в лазарет. Доктор Цзай развалился за столом и, подперев подбородок кулаком, созерцал полупустую мензурку с прозрачной жидкостью. Его дыхание отдавало резким запахом хлебного спирта.
— Боюсь, лейтенанту Корбиньи нездоровится, — сказал Цзай. — Дал ей кое-что для успокоения желудка. Ее вырвало на пол посреди допроса. — Он поднял мензурку и мрачно посмотрел на жидкость. — Кажется, она не создана для работы в полиции.
В Мартинесе закипела дикая, но бессильная ярость.
— Что удалось узнать? — спросил он.
— Практически ничего, — ответил Цзай. — Филлипс сказал, что не убивал капитана и не знает, кто это сделал. В принадлежности к культу тоже не признался. Кулон с аякой был подарен ему в детстве старой нянюшкой, что, кстати, подтвердить уже нельзя — няня умерла. Еще сказал, что понятия не имел о значении аяки, просто думал, что это красивое дерево, популярное среди садоводов.
Цзай опять рухнул на стол, отпив из мензурки.
— Когда сыворотка подействовала, он продолжал твердить то же самое, пока не начал подводить мозг. Тогда он запел. Гарсиа, комэскадрой и Корбиньи, пока не блевала, пытались вернуть его к теме смерти капитана, а он всё пел одно и то же. А может, разное. Трудно сказать.
— А что он пел?
— Не знаю. На каком-то древнем языке, мы не поняли на каком, но все услышали слово "Нараянгуру", значит, это было что-то ритуальное. Вот займутся им следователи, разберутся, что это за язык, и тогда лорду Филлипсу несдобровать. А если Следственный комитет на этой неделе свяжется с Легионом и передаст ему дело, то полклана лорда Филлипса тоже будут арестованы и им придет конец, потому что у Легиона гораздо больше средств убеждения, чем у нас, и врачи у них гораздо хуже меня — они гордятся, что у них признаются абсолютно все. — Он взглянул сначала на мензурку, а потом на Мартинеса.
— Извините, капитан. Я плохой доктор и плохой хозяин. Разделите со мной напиток утешения?
— Нет, спасибо, я уже достаточно выпил. И у вас будет жутчайшее похмелье.
Доктор устало улыбнулся.
— Не будет. Глотну то, глотну сё, и очнусь новым человеком. — Он погрустнел. — А потом комэскадрой опять превратит меня в плохого доктора, заставив вкалывать препараты в сонную артерию беззащитного бедняги, по-моему, пальцем никого не тронувшего, но мое мнение никого не
— Продолжайте пить, и вас вырвет, — сказал Мартинес.
— Стараюсь, — ответил Цзай, подняв стакан. — До дна.
Мартинес почувствовал горький привкус поражения. Он вышел из лазарета, поклявшись, что когда его в очередной раз осенит, он будет молчать.
Вызов от Гарсиа заставил Мартинеса подскочить на кровати и броситься на гауптвахту, на ходу застегивая мундир, надетый прямо на пижаму.
— Его всю ночь охраняли, лорд капитан, — быстро доложил Гарсиа, как только Мартинес вошел. — К нему никто не мог приблизиться.
Мартинес заглянул в камеру лорда Филлипса и тут же пожалел об этом.
Ночью Филлипс порвал подкладку амортизационного ложа, служившего ему постелью, вытащил поролоновый наполнитель, и пихал его себе в рот, пока не задохнулся.
Задохнулся и умер. Филлипс почти вывалился из ложа, изо рта торчал поролон, лицо почернело. Глаза остались широко открыты, словно он смотрел на лампочку в клетке. Кусочки поролона летали в воздухе, как пыль.
Доктор Цзай склонился над ним. Глаза покраснели, а руки дрожали, когда он проводил поверхностный осмотр.
— Он знал, что расколется, — заявила пришедшая Миши. — Рано или поздно он бы проговорился. Поэтому решил умереть, выгораживая друзей. — Она покачала головой. — Не думала, что у него хватит смелости для этого.
Мартинес обернулся, но гневные слова застыли на языке.
— Мы опять топчемся на месте! — закричала Миши и ударила кулаком о железную дверь.
Этим же утром Мартинес придирчиво и дотошно проверял Первую ракетную батарею и склады, но даже после ему не стало лучше.
Глава 21
Коммуникатор лорда Чена пронзительно зазвенел.
— Глупи, извини. — Он поставил коктейль и полез в карман пиджака.
Звонок застал его на террасе у моря, в доме своего друга лорда Стэнли Лу, еще в школе прозванного Глупи. На сцене, словно созданной кружевницей, весело играл крейский оркестр. Бриз приносил освежающий запах соли и йода; рокот волн, бьющихся о скалы, иногда заглушал музыку. Красное небо Антопона придавало морю зловещий оттенок.
— Чен, — сказал он, отвечая на звонок.
— Милорд, лорд Торк срочно вызывает вас на борт "Галактики".
Лорд Чен узнал тщательное произношение лорда депутата Монди, одного из членов Совета правления Флота. Этот торминел всегда следил за тем, чтобы не шепелявить из-за своих клыков.
— Но встреча же должна состояться через три дня, — ответил Чен. Он потянулся свободной рукой за коктейлем и поднес его к губам.
— Милорд, вы можете говорить? — спросил Монди.
По спине Чена пробежал холодок. Он поставил стакан и отошел в сторону от собравшихся на террасе.