Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
Нтъ! что не отъ сердца, отъ того быстро отречешься въ минуты смертельнаго ужаса.
Что искренно, не на показъ, что мучительно продумано, прочувствовано — отъ того не отречешься такъ легко не только въ минуты, даже въ часы, дни, недли смертельнаго ужаса, а еще больше увришься, потому что мысль и душа, какъ нераздльное цлое, опять прошли черезъ остро-мучительный процессъ бытія.
Спрашиваю одного большого любителя ходить въ церковь:
— Что это вы церковь не посщаете?
— Да знаете ли, не ровенъ часъ, снарядъ попадетъ.
— Да тамъ, гд вы живете, не лучше.
— Да знаете ли, дома какъ-то
Спрашиваю другого.
— Я, батенька, теперь не только въ церковь не хожу, вс образа поснималъ. Довольно съ меня. Посмотрите, что кругомъ длается. Сходите въ госпиталь…
Нтъ, нтъ, довольно. Если мы не чувствуемъ въ себ Бога, все вотъ это — онъ указалъ рукой на церковь — ни къ чему положительному не ведетъ. Молятся, молятся, а чуть дошло до длежки — зврями становятся. Мало того — молятся, чтобы Господь помогъ имъ побольше истребить и изувчить такихъ же людей, какъ они сами, словно Богъ не одинъ для всхъ. А когда дло дошло до развязки, боятся смерти куда больше, чмъ врятъ Богу.
Другой разъ хочу помолиться, а какъ вспомню, какъ въ госпитал корчатся, словно зми, отъ боли — не могу.
Вижу я, что истиннаго Бога люди давно потеряли, отъ временъ далекихъ.
Нужно искать въ себ Бога! Найдемъ Его — не будетъ этихъ ужасовъ.
…Опять сегодня удивительно красивая, покойная, лунная ночь. На рейд тишина. Горы молчатъ. Изрдка блеснетъ огонь на Тигровомъ, позолотитъ дома, грянетъ выстрлъ, повторитъ ему отчетливо эхо, разсыпавшееся на много отголосковъ, — и опять все стихнетъ, опять полная тишина.
Внутренній рейдъ не дохнетъ.
Прозвучитъ лишь изрдка — Кто гребетъ?
— Мимо — и снова тишь, снова покой.
И не врится, что кругомъ враги, ршившіе истреблять другъ друга.
Но вришь, вришь, быстро освобождаешься отъ сентиментальнаго настроенія — въ сторон Орлинаго Гнзда начала рваться шрапнель. Какъ солдаты говорятъ — Зачали шрапней кидать.
Возвращаюсь домой. Везутъ раненаго. Забинтованы руки, ноги. Мсяцъ свтитъ лицо, страдальческое, изнуренное, съ неизмнной печатью младенческой покорности.
Обращаюсь къ раненому.
Молчитъ. Большіе ясные глаза широко раскрыты. Въ упоръ на меня глядитъ. Мягкій свтъ луны серебритъ коротко остриженные волосы, блдно-матовый цвтъ лица, а на бинтахъ выступившія черныя-черныя кровяныя пятна…
Отвчаетъ за него провожатый.
— Такъ что, ваше благородіе, флотскій; значитъ, сидлъ подъ Орлинымъ — шрапня хватила.
А сколько уже эта "шрапня" жизней хватила?! Сколько семей по міру пустила?! Сколько женъ сумой снабдила!? Сколько бездомныхъ дтей длинной, безконечной вереницей идетъ уже и пойдетъ еще просить милостыню!? Сколько изъ нихъ создастся нравственно падшихъ людей, которые заполнятъ контингентъ т. н. "преступниковъ", о которыхъ начнетъ усердно заботиться государство: судить, сажать въ тюрьмы, посылать на каторгу…
Въ отвратительномъ настроеніи пришелъ домой и долго, долго не могъ заснуть. Эта "хватающая шрапня" принимала въ моемъ воображеніи гигантскіе размры, и луна, свтившая въ окно, начала все расти, расти; казалось, что это былъ вовсе не мсяцъ, это была огромная "шрапня", она все увеличивалась,
Далеко за полночь разбудила канонада на западномъ фронт. Орудія рокотали въ сторон Ляотшаня.
16 августа, въ пять часовъ пополудни, противникъ открылъ сильный артиллерійскій огонь на фронтъ, отъ форта № 3 до лит. Б.
Главнымъ образомъ обстрливалось Малое Орлиное Гнздо шестидюймовыми фугасными бомбами и шрапнелью.
Въ деревн Сюйшіинъ замчено, что японцы приспособили переднія фанзы въ направленіи Водопроводнаго редута, пробивъ въ нихъ бойницы для пулеметовъ или орудій.
Въ 9 часовъ вечера рота охотниковъ 26-го полка, подъ командой поручика Иващенко, и 3-я рота квантунскаго экипажа выступили отъ Скалистаго кряжа на рекогносцировочную вылазку въ редутъ № 2.
Въ 9 час. 50 мин. стрлки незамтно подползли къ самымъ окопамъ бросились впередъ на "ура!" и моментально ихъ заняли.
Японцы, по обыкновенію, открыли страшный ружейный и пулеметный огонь.
Несмотря на это, стрлки настойчиво наступали, кинувшись въ штыки. Противникъ, смятый внезапнымъ наступленіемъ, не выдержалъ штыка и въ паник бросился въ самый редутъ, откуда, сильно поддержанный, опять открылъ огонь, но настолько сильный, что дальнйшее наступленіе стало немыслимымъ.
Рекогносцировка выяснила, что на ночь редутъ № 2 непріятель занимаетъ сильнымъ отрядомъ.
17 августа. Ночь, посл окончанія рекогносцировки, по всей линіи восточнаго фронта прошла покойно.
16 августа. Ночь на западномъ фронт прошла покойно.
Наше сторожевое охраненіе и посты противника на старой линіи.
Въ 10 часовъ утра замчено, что непріятельскіе кавалеристы по одиночк стягивались къ деревн "Безъ названія", что за Угловой горой. Собралось до 50 всадниковъ. Въ этомъ же направленіи шелъ обозъ изъ 10 двуколокъ, сопровождаемый 15 конными.
Немедленно по групп былъ открытъ огонь и настолько удачно, что группа разсялась.
Въ ночь на 17 августа, около 12 часовъ, въ луч прожектора была замчена недалеко отъ брандера, у бухты Блый Волкъ, японская миноноска, открывшая огонь по прожекторамъ. Вскор ее прогнали огнемъ съ Тигроваго Хвоста, дежурной канонерки и лагерной батареи и, видимо, съ поврежденіями.
Въ ночь на 16 августа уборка труповъ производтлась двуаія партіями: одна, состоявшая изъ 4 жандармовъ и 25 китайцевъ, убирала ихъ въ предлахъ Водопроводнаго редута; другая, состоявшая изъ 6 жандармовъ и 55 китайцевъ съ 5 повозками, работала въ мстности передъ редутами первымъ и вторымъ, Куропаткинскимъ люнетомъ, Орлинымъ Гнздомъ и Китайской стной. Об партіи приступили къ своей тяжелой работ въ 12 ч. ночи.