Правила для любовницы

Леджен Тамара

Козима заплакала.

Мгновенно сокрушившись, Уэстлендс вытер ее слезы.

— Я не хотел быть таким зверем. Знаю, тебе больно, потому что я помолвлен с Роуз, дорогая, — продолжал он мягко. — Но это просто обман. Я люблю тебя, Кози. Всегда любил, c тех пор, как мы были детьми... Помнишь? Ты думала, что женитьба на мне сделает тебя маркизой, потому что я был Маркусом?

Она нетерпеливо вздохнула:

— Это было сто лет назад, Маркус. Мы были детьми.

— Я неплохо повеселился, — сказал он. — Я

не притворяюсь, что был монахом, но, клянусь, я всегда знал, что в конце концов вернусь к тебе. Просто будь терпеливой, любовь моя. Я женюсь на тебе, не взирая на возражения отца, если понадобится. Если он отрежет мне пособие, я займу под будущее наследство. Я его наследник, ничто не может изменить это.

Он начал ласкать ее, используя правую руку. У мужчины, которого она любила, не было правой руки. Она пыталась вывернуться.

— Нет, — пробормотала Кози, затаив дыхание, когда он толкнул ее к стене и поцеловал. Поскольку она хотела быть наказанной, перестала бороться и позволила себя поцеловать. Но она не могла вернуть поцелуй. Когда его губы покинули ее, она вернулась в ложу, чтобы смотреть спектакль.

— Я готова продать вам замок Арджент, — прошептала она Келлинчу. — Я больше не хочу его, не хочу быть привязанной к чему-либо. Я хочу быть свободной.

Он посмотрел на нее с удивлением. «Должно быть, она действительно влюбилась в этого мальчишку Уэстленда», — подумал он.

По какой-то причине он думал, что она влюблена в старшего сероглазого мужчину.

— Это вы, сэр Бенедикт? — Джексон спросил любезно. Он воспользовался отсутствием дам, и от него несло виски. — Конечно, вся семья ушла этой ночью.

— Я хочу увидеть Черри, — сказал он, проталкиваясь в зал.

Джексон посмотрел на него с удивлением.

— Не важно, — сердито сказал Бенедикт. — Я найду ее сам.

Он обошел весь дом и заглянул в каждую комнату, включая чердак и кухню. Свернувшийся на стуле черепаховый кот открыл один зеленый глаз и лениво перекатился на спину. Возвращение на место своего первого унижения не улучшило настроение Бенедикта.

— Где она? — Бенедикт потребовал у изумленного Джексона. — Где она прячется?

— Они все пошли в театр с ним, — ответил Джексон. — Даже Нора, чтобы ухаживать за ее светлостью.

— Я ищу Черри, — резко сказал Бенедикт. — Короткие рыжие волосы. Незаконнорожденнaя дочь?

— Кто?

— Черт возьми! Дитя любви!

Джексон был обижен.

— Дитя любви, действительно! — промолвил он с холодным достоинством. — И вы называете себя джентльменом.

Бурлящий гневом Бенедикт прошел через парк к своему дому. Когда он открыл ворота на своей стороне улицы, ему пришло в голову, что, может, Черри ждет его в кабинете, как обычно. Он побежал по ступенькам к дому и вставил свой ключ в замок.

— Добрый вечер, сэр Бенедикт, — мягко сказал Пикеринг. — Вы рано дома.

— Она здесь? — требовательно спросил хозяин.

Пикеринг моргнул: — Кто?

Бенедикт сдержал свой

гнев и молча вошел в кабинет. Ее там не было; ее не было и в спальне. Записка была прислонена к графину с бренди. «Как хорошо она знает меня», — горько подумал он.

Записка была простой в своей жестокости, с небрежными косыми чертами вместо пунктуации:

«Caro mio Бен / Вы однажды сказали, что если вы потеряете меня, ваше сердце перестанет биться/ Я ожидаю, что вы сдержите свое слово / ЧВ».

Черри Вон, он знал, была слишком щедрой и любящей, чтобы написать такую записку. Это могла сделать только беспощадная Кози Вон. Бенедикт вышел из дома и вернулся в парк. Он ждал появления кареты Келлинча.

Вечер был слишком долог для леди Агаты и ее младшего ребенка. Oни обе заснули по дороге домой. Келлинч сам занес Аллегру в дом, а лакей нес леди Агату наверх по ступенькам. Мисс Вон была последней, кто вошел в дом. Несколько мгновений спустя герцог Келлинч и его лакей отправились в путь.

Козима подошла к своей комнате, открыла окно и высунулась. Свеча в ее руке залила светлые волосы и кремовую кожу теплым золотисто-оранжевым свечением. Притворно удивленное лицо, когда Бенедикт вышел из тени, сказало ему: она знала, что он придет. Бенедикт мог убить ее.

— Мама спит внизу, — предупредила она. — Так что не смейте кричать на меня.

— У вас есть кое-что, что принадлежит мне, — прорычал он.

— О да, конечно, — пробормотала она, опуская свечу. Ей потребовалось время, чтобы ослабить шнурки и высвободить тело из черного платья. Козима выбросила атласный комок в окно. Он приземлился недалеко от окна и повис на кованых воротах перед домом. Холодный, чистый ночной воздух ласкал ee тело. Когда Кози снова подняла свечу, Бенедикт увидел, что она голая.

Обнаженное тело мисс Вон не интересовало его. Разве что, если бы его грызли собаки.

— Где она? Что вы с ней сделали?

— На что вы смотрите? — она вдруг потребовала.

Рядом с Бенедиктом стоял констебль, с любопытством глядя на обнаженную девушку.

— Констебль, вы можете идти, — резко сказал Бенедикт. — Здесь ничего нет интересного.

Констебль, казалось, не был согласен.

— Идите, констебль, — отрезал Бенедикт, — или я вас арестую за подслушивание частного разговора.

Страж мудро удалился. В его области деятельности не стоило оскорблять дворянина.

Мисс Вон не отскочила от окна.

— Скажу вам вот что, — сказала она приятно. — Я продам ее вам.

— Что?

— Это то, что вы делаете с шлюхой, — дружелюбно продолжила она. — Вы продаете ее, не так ли?

Его рот скривился.

— Назовите вашу цену.

— Нет, — настаивала она, высунувшись из окна. — Вы назовите цену. Сколько стоит для вас девушка?

Глава 20