Правила эксплуатации ведьмы
Шрифт:
Он поводил подушечкой указательного пальца по надписям, прикрыл веки, ощупал круги.
Потом глубокомысленно изрек:
— Целый сказ. О том, как дружны были людские народы с чужеземцами, как поссорились
давным-давно из-за разрушительной жадности, и как боги оградили мир от разрушительных
войн огромной каменной стеной — горами. А защитниками стены поставили яростных
виверн, которыми пожертвовали варрены. И что ходы охраняют грозные многолапые
монстры, чья
за столетия. Так… Ерунда… Сказки… Проклятья… Во, в конце говорится, что пройти
сможет тот, кто принесет кровавую жертву.
— Так и сказано? — усомнилась я.
— Почти. «О, путник, ты разрушишь то, что путь твой преграждает, кровью». И всё в таком
духе.
— Ты и языки изучал?
— Увлекался в юности.
Он отряхнул ладони и поднялся, давая понять, что не намерен продолжать беседу. А я
запоздало додумалась, что продолговатая выемка на камне, которая ответвлялась на
тоненькие лучики, является всего-навсего каналом для жертвоприношения.
— Попробуем?
Привычно достала ножик.
— Опять себя гробить будешь? — возмутился Лис. — Меня и так твое заляпанное бурым
лицо пугает. Нет уж, дай попробовать, каково это.
Я оглянулась на Радислава. Тот не изъявил охоты поделиться кровью, и оружие перешло в
руки Лиса. Друг долго примерялся к каемке на мраморе, но наконец-то отважился и
полоснул по середине ладони.
Струйка медленно поползла по каменным разрезам-каналам. Я, как завороженная, смотрела
на неё, радуясь, что впервые страдать пришлось не мне. Собственная рука так и не зажила.
Ещё и разбухла.
Круги, буквы, символы — всё опоясывалось красным цветом сверху донизу. Лис не отнимал
руки от двери — он только сжимал и разжимал кулак, чтобы не останавливать поток крови.
А та текла, набирая скорость и оставляя после себя алые линии. Варрен потратил её бесовски
много. Удивительно, как он до сих пор не свалился от слабости.
Я не выдержала и отстранила побледневшего, уцепившегося за дверь Лиса.
Шли мгновения. Они затекали за шиворот липким, тягостным ожиданием. От прохлады, таящейся в коридорах, спина покрылась мурашками.
— Неужели ошиблись? — Лис протер пот с висков чистой ладонью.
— А вы думали, будто все надписи гласят правду? — Охотник скривился. — Читали
когда-нибудь послания с заборов?
Я почти согласилась с ним, но тут раздался треск. Кровяная капля заполнила последнюю
черточку рун. С потолка посыпался песок, по полу прошла рябь. Меня от встряски откинуло
к стене, но я не успела влететь в неё — Радислав принял удар на себя.
Из открывшегося пространства дохнуло невыносимой жарой. Воздух словно раскалился. А
глаза слепило от ярких красок. От жара по щекам потекли слезы.
Мы, придерживая покачивающегося Лиса, шагнули в неизвестность.
И перед нами предстал очередной зал, напоминающий по размерам луг. И пересекала «луг»
длинная, змееподобная яма, в которой, словно вода в реке, бурлила лава. Подлинная, о какой
деревенские детишки рассказывали в страшилках; какая, должно быть, текла в жерле
вулканов, располагающихся на юге страны. На юг я не заезжала, но и описаний хватило для
того, чтобы в убеждении сказать: «Да, это лава». Кипящая рыжей лисицей, выдыхающая
тяжелый воздух вместе с жарким паром. Её причисляли к бесовским проискам, ибо откуда
взяться смертоносному потоку, уничтожающему всё вокруг и выбирающемуся наружу без
чьей-либо помощи? То ли бесы постарались, то ли — боги. Но боги по определению не
могут быть столь злы к людям, значит, виновата преисподняя.
Знаниями о вулканах я не блистала. Например, я слышала, что лава плавит камни, но
островки (размером от двух ладошек до хорошей сажени), похожие на монеты для
великанов, утыкали собой всю «реку», и с одного острова на другой при усилии был шанс
перепрыгнуть. Неизвестно, откуда лава брала начало и где кончалась; не было ей конца или
обрыва. Непонятно, каким образом оказалась в толще обыкновенных Пограничных гор. Но
она существовала и жалила своей близостью.
Спина разом взмокла, а лоб покрылся испариной. По бровям, носу, подбородку потек пот. И
если рубашка вся покрылась им, то высокие теплые сапоги словно холодили ноги от пяток и
до конца голени. Почему?
Мы разглядывали представшее зрелище, дерзкую пляску раскаленной жижи, и не могли
выдавить и слова. Не ожидали увидеть подобное. Молчание было лучшим доказательством
тройного ошеломления.
Как горячо… Дышать нечем, губы пересохли. Я дотронулась до пола. Ощущения напомнили
раскаленный городской тротуар в засушливое, жаркое лето. Босиком точно не походишь.
— Где мы? — Я облизала сухие губы.
— Это необъяснимо… — Радислав фыркнул. — Нет, я всякое предполагал, но лава в горах?
Смотри, там опять что-то написано.
Он ткнул в монолитную плиту, возвышающуюся над нами как величественный надгробный
камень. Испещренный привычными и совершенно непонятными символами. Их было