Правители тьмы
Шрифт:
Через несколько минут пришел другой елгаванец. Он сунул миску в камеру Талсу. Ячменная каша в миске пахла кисло, почти противно. Талсу все равно подхватил это на лету. Если бы он не ел то, чем его кормили тюремщики, ему пришлось бы довольствоваться тараканами, которые кишели на полу его камеры, или, если бы ему необычайно повезло, крысами, которые получали то, чего не хватало тараканам, - и тоже получали свою долю тараканов.
В камере не было даже ночного горшка. Он помочился в угол, надеясь, что при этом утопит несколько тараканов. Затем он вернулся и сел на свою койку. Он должен был быть
Как всегда, мимо прошел охранник со списком и ручкой. Он взял миску и ложку, отметил их в списке и свирепо посмотрел через решетку на Талсу. "Не смотри так чертовски невинно", - прорычал он. "Ты не такой. Если бы ты был таким, тебя бы здесь не было. Ты слышишь меня?"
"Есть, сэр. Я слышу вас, сэр", - ответил Талсу. Если бы он не сидел там с невинным видом, охранники решили бы, что он дерзок. За это тоже полагалось избиение. Насколько он мог судить, он не мог победить.
Конечно, ты не можешь победить, дурак, подумал он. Если бы ты мог, ты бы не застрял здесь. Ему захотелось пнуть себя. Но как он мог догадаться, что серебряных дел мастер, обучавший классическому каунианскому языку будущих патриотов в Скрунде, на самом деле был альгарвейским кошачьей лапой? Как только Талсу захотел сделать больше, чем просто выучить древний язык, как только он захотел нанести удар по рыжеволосым, оккупировавшим его королевство, он отправился в Кугу. Кто с большей вероятностью знал, как свести одного врага альгарвейцев с другими? Логика была безупречной - или была бы таковой, если бы люди Мезенцио не остались на шаг впереди.
Альгарвейцы поймали его. Они сказали, что он был в их руках. Но они, должно быть, решили, что он не так уж важен, потому что отдали его своим елгаванским приспешникам для уничтожения. Из-за страхов королей Елгавы ее подземелья пользовались дурной славой еще до того, как рыжеволосые захватили королевство; Талсу сомневался, что с тех пор они стали лучше.
После завтрака елгаванские охранники отступили в концы коридоров. Пленники осторожно начали перекликаться из одной камеры в другую. Они были осторожны по нескольким веским причинам. Разговоры были против правил; тюремщики могли наказать их за это, независимо от того, насколько безобидными были их слова. И если бы их слова не были такими безобидными, но их подслушали… Талсу не любил думать о том, что произойдет потом. По большей части, он хранил молчание.
Период упражнений в его коридоре наступил в середине утра. Один за другим охранники отпирали камеры. "Пойдемте", - сказал их сержант. "Не мешкайте. Не создавайте нам никаких проблем". Казалось, никто не был склонен доставлять им неприятности: теперь они носили палки, а не дубинки.
Вместе со своими товарищами по несчастью Талсу прошаркал по коридору и вышел на прогулочный двор. Там, под бдительными взглядами охранников, он ходил взад и вперед, взад и вперед в течение часа. Каменные стены были такими высокими, что он не мог даже мельком увидеть внешний мир. Он понятия не имел, в какой части Елгавы находилась тюрьма. Но он мог поднять глаза и увидеть небо. Проведя остаток дня взаперти от света и воздуха, он
"Ладно, отбросы, возвращайся", - сказал сержант охраны, когда период упражнений закончился. Теперь Талсу уставился на каменную брусчатку, чтобы охранники не могли видеть его свирепого взгляда. Альгарвейцы не строили эту тюрьму или другие, очень похожие на нее, разбросанные по всей Елгаве - это сделали елгаванские короли, чтобы держать своих подданных в узде. Но рыжеволосые были совершенно не прочь воспользоваться тюрьмами - и охранникам, пока они сохраняли свою работу, было все равно, кого они охраняют, или для кого, или почему.
Талсу снова сел на свою койку и стал ждать миску с кашей, которая будет ужином. Возможно, в ней даже плавает пара кусочков соленой свинины. Чего-то такого, чего стоит ждать с нетерпением, подумал он. Хуже всего было замечать, насколько серьезно он это имел в виду.
Но перед обедом к камере подошел охранник. "Талсу, сын Траку?" - потребовал он ответа.
"Есть, сэр", - сказал Талсу.
Охранник сделал проверку в своем списке. Он отпер дверь и ткнул палкой в грудь Талсу. "Ты пойдешь со мной", - сказал он. "Допрос".
"А как же мой ужин?" Талсу взвизгнул. Он действительно с нетерпением ждал этого. Они не стали бы приберегать его для него. Он знал это слишком хорошо. Вместо ответа охранник взмахнул палкой, как бы говоря, что Талсу больше никогда не придется беспокоиться об ужине, если он не начнет действовать прямо сейчас. Не имея выбора, он начал действовать.
Даже его допрашивающим был елгаванец, человек, который носил форму капитана полиции. Он не пригласил Талсу сесть. Действительно, если бы не его табурет и те, на которых сидели двое вооруженных охранников, в комнате негде было бы сесть. Один из охранников встал и поставил лампу так, чтобы она светила прямо в лицо Талсу. Это было достаточно ярко, чтобы заставить его моргнуть и попытаться отвести взгляд.
"Итак", - сказал офицер полиции. "Ты еще один, кто предал своего законного суверена. Что ты можешь сказать в свое оправдание?"
"Ничего, сэр", - ответил Талсу. "В любом случае, ничто из того, что я мог бы сказать, не вытащило бы меня из той беды, в которой я нахожусь".
"Нет. Здесь вы ошибаетесь", - сказал следователь. "Назовите нам имена тех, кто участвовал с вами в заговоре, и в скором времени все начнет выглядеть для вас лучше. Вы можете быть уверены в этом: Я знаю, о чем говорю".
"Я не знаю никаких имен", - сказал Талсу, как и в первый раз, когда они потрудились допросить его. "Откуда я мог знать какие-либо имена? Никто не участвовал со мной в заговоре. Я был совсем один - и ваш человек поймал меня." Он не пытался скрыть самобичевание в своем голосе.
"Значит, вы утверждаете, что ваш отец ничего не знал о вашей измене".
Это не было изменой, не в глазах Талсу. Как могло нападение на альгарвейцев быть изменой для елгаванца? Это не могло. Однако он не думал, что констебль так думает, поэтому все, что он сказал, было: "Нет, сэр. Вы поспрашивайте в Скрунде. Он сшил больше одежды для альгарвейцев в городе, чем кто-либо другой там ".