Правители тьмы
Шрифт:
"Где Саффа?" - спросил он одного из клерков, который не ушел на войну, когда не увидел художника. "Армия не могла забрать ее".
"Пару недель назад у нее родился ребенок", - ответил парень. "Я полагаю, она скоро вернется".
"Ребенок!" Воскликнул Бембо. "Я даже не знал, что она вышла замуж".
"Кто сказал что-нибудь о женитьбе?" ответил клерк. Это заставило Бембо рассмеяться. Это также заставило его задуматься, почему, если Саффа собиралась лечь с кем-то в постель,
Надзиратель Фронтино поспешно засунул дрянной исторический роман в ящик своего стола, когда вошел Бембо. Затем он вытащил его снова, сказав: "О, это ты. Я подумал, что это может быть кто-то важный", как будто констебль никуда не уходил. Он встал и сжал запястье Бембо.
"Приятно видеть, что некоторые вещи не изменились", - сказал Бембо. "Ты по-прежнему ленивый ни на что не годный человек".
"А ты все такой же старый пустозвон", - с нежностью парировал Фронтино.
Снова обмен оскорблениями заставил Бембо почувствовать себя как дома. Его волна охватила весь полицейский участок, весь город, все королевство. "Это не то же самое, что было, не так ли?"
Фронтино размышлял над этим. Бембо задавался вопросом, как надзиратель должен был судить, когда он провел большую часть своего времени взаперти в тюрьме, которой управлял. Но ему не потребовалось много времени, чтобы кивнуть и сказать: "Конечно, бывало и лучше". Бембо тоже кивнул. Внезапно ему захотелось вернуться в Громхеорт.
***
Тонкий, сердитый плач ребенка разбудил Скарну посреди ночи. Меркела пошевелилась рядом с ним в узкой, переполненной кровати. "Тише", - сказала она ребенку в колыбели. "Просто молчи".
Ребенок не был склонен слушать. Скарну не думал, что он будет слушать. Он не предполагал, что Меркела тоже так думала. С усталым вздохом она встала с кровати и взяла их сына из колыбели. "Чего он хочет?" Спросил Скарну. "Он мокрый или просто голодный?"
"Я узнаю", - ответила она, а затем, мгновение спустя: "Он мокрый. Надеюсь, я не слишком сильно разбужу его, меняя его. " Она положила ребенка на кровать и нашла свежую тряпку, чтобы обернуть его животик. "Тише, Гедомину", - снова пробормотала она, но ребенок не хотел замолкать.
"Он голоден", - сказал Скарну.
Меркела вздохнула. "Я знаю". Она села рядом с ребенком, взяла его на руки и дала ему грудь. Он кормил жадно - и шумно. Скарну попытался снова заснуть, но не смог. Он слушал, как ест его сын. Ребенка назвали в честь погибшего мужа Меркелы, которого сожгли альгарвейцы. Это было не то имя, которое выбрал бы Скарну, но Меркела не оставила ему особого выбора. Он мог жить с этим. Гедомину был храбрым человеком.
Сосание Маленького Гедомину замедлилось, затем прекратилось. Меркела подняла его к себе на плечо и гладила, пока он не издал на удивление глубокую отрыжку.
"Не так уж плохо", - сказала она, зевая.
"Нет, не слишком", - согласился Скарну. Маленькому Гедомину было всего пару недель от роду. Скарну и Меркела уже поняли разницу между хорошими ночами и плохими, суетливыми кормлениями и прочим. Скарну продолжил: "Один из него и двое из нас. Он лишь ненамного превосходит нас численностью".
Какой бы сонной она ни была, Меркела это заметила. "Ха!" - сказала она: не смех, а восклицание. "Это не смешно".
"Я так не думал", - ответил Скарну. Новая мысль пришла ему в голову. "Высшие силы! Как, по-твоему, справляются люди с двойней или тройней?"
Меркела тоже это заметила. "Я не знаю", - сказала она. "Они, наверное, просто сходят с ума, ты так не думаешь?" Она снова зевнула. Скарну начал отвечать, но остановил себя, когда ее дыхание стало медленным и ровным. У нее была способность мгновенно засыпать - или, может быть, заботясь о Гедомину, она слишком устала, чтобы делать что-то еще.
Гедомину снова проснулся ночью, а затем снова с первыми лучами солнца. После этого Скарну пошатывался и с красными от недосыпа глазами, а Меркеле стало намного хуже. Ставя чайник на дровяную плиту, чтобы заварить чай, она сказала: "Возможно, было бы проще просто позволить альгарвейцам поймать нас".
Она никогда не говорила ничего подобного, пока они были на ферме. Но тогда, ей также не приходилось бороться с новым ребенком, пока они были на ферме. Скарну подошел и положил руку ей на плечо. "Все наладится", - сказал он. "Рано или поздно, они должны это сделать".
"Полагаю, да". Хотя Гедомину лежал в колыбели, бодрствующий, но тихий, Меркела звучала совсем не убежденно. Когда она взмахнула рукой, то чуть не задела Скарну и чуть не задела пару стен; квартира была не очень большой. Для нее это было частью проблемы. Она взорвалась: "Как горожане выдерживают, живя взаперти всю свою жизнь? Почему они не бегут с криками по улицам?"
Ее фермерский дом тоже был не очень большим, но когда она выглянула в окна, то увидела свои поля, луга и деревья через дорогу. Когда она выглянула в единственное маленькое грязное окно здесь, все, что она увидела, это булыжную мостовую внизу и, через эту улицу, еще один многоквартирный дом из грязного желтовато-коричневого кирпича, очень похожий на здешний.
"Эрзвилкас - не такой уж и город, - сказал Скарну с похвальным, по его мнению, преуменьшением, - и это тоже не очень-то похоже на квартиру. Мы будем действовать лучше, как только у нас появится такая возможность. Однако сейчас мы в безопасности от рыжеволосых, и это самое главное ".
Меркела только хмыкнула и налила две кружки чая. Она взяла баночку с медом и добавила немного в свою кружку, затем передала ее Скарну, который сделал то же самое. Он отхлебнул горячего, сладкого, крепкого напитка. Это прогнало худшую часть его усталости.