Правовая структуризация и систематика

Азми Дина Мамдуховна

Последнее особенно актуально в контексте характерной для современной российской законодательной системы чрезмерной множественности юридических правил поведения писаного толка, избыточного числа нормативных правовых актов. Впрочем, на «излишества» в статутной и вытекающей из нее юридико-документальной регуляции социального общения внимание обращается достаточно давно, и не только в отечественном правовом порядке.

Так, уже в прошлом веке указывалось: «…обилие законодательных и подзаконных актов достигло во Франции такой степени, что вряд ли кто осмелится ссылаться на старый принцип: всякое лицо предполагается знающим закон. Ныне верно обратное положение: никто не знает законов, и сами специалисты часто попадают впросак из-за

нагромождаемой глыбы актов»; «…никто не в состоянии сказать, какой величины достигло общее число действующих в Германии законов, исполнительных постановлений…, общих распоряжений, приказов, указов, директив и иных «предписаний»… И ежедневно законодатели, министерства и ведомства создают новые правовые нормы…, компетентные законодательные органы государства неустанно творят новое право.» [331] .

Наиболее сложной, можно сказать, «высшей» формой систематизации законодательства (в широком значении данного термина) по обоснованным причинам принято считать кодификацию , подразумевающую под собой не только внешнюю (формальную), но и внутреннюю (содержательную, собственно юридико-регламентарную) переработку наличествующего правило-поведенческого материала. Результат осуществления названного вида систематизации по своей форме направлен на появление кодифицированного акта определенного вида (например, основ законодательства или кодекса).

Кодификация предполагает такое упорядочение нормативного правового материала, которое будет исключать наличие в нем повторений и противоречий, предусматривать восполнение ранее выявленных реальных юридических пробелов и преобразовывать (трансформировать) характер направленности соответствующих юридических данных.

Кстати, в самом начале нынешнего столетия С.В. Поленина отметила: «…определенные нарекания вызывает фактический отказ в последние годы от такой формы федеральных законов, как основы законодательства по тем или иным отраслям. На их место приходят кодексы РФ. Такого рода замена весьма спорна и в теоретическом, и в практическом плане, ведь переход от основ законодательства к кодексам означает изменение не только формы, но и содержания федерального закона, не в полной мере соответствующее принципу разграничения ведения между РФ и ее субъектами.» [332] .

Практика принятия различных кодексов действительно получила в настоящее время в России широкое распространение. Вместе с тем, как видится, представленные отечественными кодексами акты далеко не всегда являют собою своды законов всеобщей, отраслевой или специальной направленности (т. е. не являются кодексами в собственном смысле слова). Обратимся для демонстрации этого к некоторым теоретическим и практическим данным.

Термин «кодекс» подразумевает под собой свод законодательно определенных правил поведения, сформированных на основе коренной содержательной переработки ранее имевшегося нормативного правового материала. Кодекс (ы) должен (ны) и «внутренне предполагать», и отображать структурную упорядоченность и соответствующих правовых норм, и «собственно-статутных» элементов (статей, глав, разделов, частей).

По емкому указанию Д. А. Керимова, «кодификация является тем же самым законотворчеством. Но в отличие от текущего законодательства, создающего отдельные законодательные акты по тем или иным проблемам, кодификация упорядочивает значительную часть уже существующего и действующего законодательства, как правило, его изменяя, дополняя и преобразуя.» [333] . Таким образом, главной отличительной чертой кодекса является именно «высокая» и надлежащая степень систематизации представленных его статьями норм права.

Нельзя забывать при этом и об исходных аспектах законодательной систематики. Например, как верно указывал Ю.К. Толстой, «задача законодателя состоит в том, чтобы найти такой метод правового регулирования, который был бы наиболее адекватен

объективной природе самих регулируемых отношений. Возможен, конечно, и ошибочный выбор законодателем метода правового регулирования. Но в подобных случаях объективная природа общественных отношений, в конечном счете, заставляет законодателя заменить данный метод другим.». По верному указанию С.Н. Братуся, «необходимо также иметь в виду, что в государственно организованном обществе подчинение индивидов… велениям государственной власти, выраженным в императивной форме, с одной стороны, и относительная автономия (дозволенность, вариантность поведения), допускаемая диспозитивными нормами, – с другой, определяются двумя основными способами, опосредующими отношения названных субъектов к государству и друг к другу. Речь идет о сочетании централизации и децентрализации в регулировании поведения.». В.Г. Беляев говорил: «…история развития… юридической науки дает немало материала для вывода о том, что сначала устанавливался тот или иной вид ответственности и только затем появлялись хотя бы формальные поводы говорить о рождении той или иной отрасли права.».

В.М. Сырых также замечает: «…невозможно осуществить типологию общественных отношений, руководствуясь, например, методом правового регулирования, который не отражает специфики предмета либо распространяется законодателем на отношения, явно тяготеющие к другому методу.». В.Д. Перевалов обоснованно указывает на то, что «цель законодателя «притягивает» к себе из нормативного массива различные по своему назначению и функциональной специализации нормы.» [334] .

Можно соглашаться или не соглашаться с каждым (или со всеми) из приведенных выше (и иных подобных) утверждений. Но в любом случае важно то, что систематизация законодательства не должна производиться исключительно на основании юридико-технических показателей, в «отрыве» от социальной сущности регламентируемых писаными правовыми нормами поведенческих актов.

Итак, по своей видовой принадлежности кодексы могут быть как всеобщими (охватывающими весь нормативный правовой материал в рамках заданной правовой системы), так и отраслевыми (объединяющими правовые нормы предметного действия определенного вида) или специальными (структурирующими и объединяющими юридико-поведенческое нормирование какой-либо актуальной направленности, независимо от того, является таковая комплексной, т. е. ассоциирующейся, так или иначе, по общецелевому назначению, или подотраслевой, т. е. составляющей лишь часть некоей законодательной сферы).

Сейчас самой распространенной в России, казалось бы, является отраслевая кодификация. Вместе с тем существующая в отечественном правовом порядке современного периода законодательная практика свидетельствует о том, что кодексом называют не своды законов, а федеральные и (или) региональные статутные акты, просто-напросто носящие по отношению к иному действующему (равно как и к аналогичному ранее действовавшему) нормативному правовому материалу более «объединенный» характер. При акцентированном внимании выявляется, что основными особенностями таких актов являются их достаточно крупный (укрупненный, значительный) объем и, исходя из содержания выраженных в них положений, их предназначение выступать «ведущими» юридическими регуляторами в рамках какой-либо законодательной области.

Часто эти общегосударственные (или субъектно-федеративные) статуты отражают, хотя и содержательно переработанный, но с системных позиций вовсе и не надлежащим образом, нормативный юридический материал, т. е. не обладают законодательно (пусть даже лишь в отношении некой части) структурирующими свойствами (в собственном смысле слова). Фактически, кодексами сейчас у нас называют формы законов, содержащие преимущественное (иногда – только значительное, гораздо реже – исчерпывающее) число правовых норм, регламентирующих какую-либо область социального взаимодействия.