Предсказатель
Шрифт:
— И в магазинах карточки не работают, — добавил первый, затягиваясь так, будто пытался втянуть в себя всю горечь мира. — Только нал. Вот я за налом и сунулся. А — облом. Что делать, прямо и не знаю.
Тишина повисла тяжким пологом. Вдали, за белыми крышами, гудок поезда прорезал воздух — протяжно, как стон раненого зверя.
— Ждать, — заключила вся компания, будто вынеся приговор самим себе. — Ждать и терпеть.
И все разом достали смартфоны, словно язычники, проверяющие силу амулетов. Экранные блики заплясали на их лицах — синие,
Магазины встретили нас мертвыми витринами. В «Пятёрочке» кассирша, девчонка с пересохшими губами и глазами, полными удивления, повторяла как заведённая:
— Не принимаем… Система упала…
Люди толпились у кассы, перешёптываясь, словно на поминках. Старик в ушанке пытался купить хлеб, суя смятую тысячную купюру:
— Возьмите, Христа ради…
— Без чека не могу! — сердито сказала кассирша.
Тут подошёл охранник, грузный, как медведь, и старика, как щепку, вынесло течением людским на улицу.
Положим, сегодня люди смирные, терпят. А ведь кончится терпение, всё возьмут сами, а будут ли платить? Не факт.
В «Магните» это сообразили, и поступили просто — закрыли магазин. Элегантное решение.
— Ничего, пойдём к куму. Я всё равно у него закупаюсь, — сказал танковый капитан.
Мы не пошли, конечно. Поехали.
Кум жил на окраине Рая, в Шанхае, — так здесь звался участок за старой водонапорной башней, чей силуэт чернел на закате, как готическая башенка.
— Заезжай, не отсвечивай, — встретил нас хозяин, мужчина с лицом, напоминающим топор: грубым, угловатым, но волевым. Привычным командовать.
Его дом пах смолой, кожей и кофе. В углу, на полке, стояли фотографии: молодой капитан на фоне танка, ордена в бархатных коробочках, женщина в платье 80-х… Теперь всё это казалось артефактами погибшей цивилизации.
— Излишки, — хрипло усмехнулся кум, указывая на мешки. — Мука — с элеватора под Рязанью. Соль — с Усолья. Дрожжи, можете смеяться, из Москвы. Мыло… Ну, мыло, оно и есть мыло.
Конечно, излишки. Армейские. Какие же ещё?
Танковый капитан рассчитался наличными. Тысячные купюры легли на стол с приятным шелестом.
— Добавить бы надо, — вздохнул кум, глядя в заиндевевшее окно, где метель начинала выписывать свои кружева. — Время-то какое…
— Прокурор добавит, — ответил Корзунов старой шуткой, но смеха не последовало.
Однако добавил — четверть самогона.
— Чичиковский? — спросил кум, тоже капитан в отставке, человек серьезный, с хорошими связями.
— Какой же ещё?
Мы погрузили припасы в сани, накрыли брезентом, крепко-накрепко перевязали веревкой. Даже опрокинутся сани — не растеряем груз. Но сани не опрокинутся.
Обратный путь. Поля, как простыни, тянулись до горизонта. Ветер свистел в ушах, но ехали плавно, без тряски. Полюшко, поле, едут по полю герои, Красной Армии герои.
На дороге, в сотне саженей, маячили мигалки. Синие вспышки резали снегопад, как ножницы — ткань.
— Пасутся, однако, — прокричал капитан, поддавая газу.
Как
Нервные потому что.
Но мы исчезли в снеговерти, и никто в нас не стрелял. Может, они просто стоят. Людям подсказывают дорогу.
Вернулись засветло.
В конторе при всем населении Чичиковки капитан доложил обстановку:
— Денег, дорогие граждане и гражданки, нет. Банкоматы не работают, банки не работают, магазины не работают. Сбой какой-то. Ждать не стали, неизвестно, сколько ждать. Потому тратил я из резервного фонда. Куплено муки четыре мешка, сто шестьдесят кило, дрожжей два кило, соли двадцать пачек по килограмму, спичек сорок упаковок по десять коробков и мыла хозяйственного сто кусков. Всего на девятнадцать тысяч рублей ровно, цены нынче кусучие. Чеков нет, верьте на слово.
— Не верим, а доверяем, — ответил за всё опчество дед Афанасий.
И народ начал делить слонов.
Каждому по пачке соли, по пяти кусков мыла, по двадцать спичечных коробков. В упаковках по десятку.
Что такое сто шестьдесят кило муки? На одного человека нормально, а на восемнадцать — пустяк. И потому переводить продукт нельзя, только — наилучшее пользование. А лучше всех пекла хлеб Раиса Максимовна Никодимова, да и печь у неё в доме особенная. И две козы давали молоко. А козел не давал, но тоже наличествовал. Под охраной Петра Кузьмича с двустволкой. Кто знает, что придет на ум волкам?
Хлеб Раиса Максимовна пекла раз в неделю, по караваю на душу. И всю неделю хлеб не черствел, а только лучше становился. Вкуснее. Кусочек хлеба, щепотка соли, и луковица — истинно райская еда.
Народ поспешил разойтись, пока совсем не стемнело.
Разошелся и я. То есть расходился. Да, принял сто граммов, исключительно для согрева. Сто граммов, немного лука и чуток сала. Поднесли, в знак признательности.
Что чуйку собьет, я не боялся. Поздно бояться-то.
Дома подбросил дровишек, а то печь почти погасла. Покормил кусочком яйца вкрутую Коробочку.
Время слушать радио.
Частоту я запрограммировал на кнопку, потому искать жужжалку не нужно, сразу ловится, как ловит мышку Коробочка.
Жужжит. И — голос.
«Скачет бабушка Федора»
Вот и пришел он. День Ф.
Ой, горе Федоре, горе.
Глава 14
Власть думает о нас
В комплекте с радиоприемником шло зарядное устройство, оно же сетевой адаптер: одним концом в розетку, другим — в специальное гнездо, лепота: и радио играет, и аккумуляторы подпитываются. Но, поскольку электричество в чичиковских розетках давно вывелось, я аккумуляторы заменил на пальчиковые батарейки, четыре штучки, играй — не хочу.