Предупреждение путешествующим в тумане
Шрифт:
Как ты с ним связан?
— Никак…
— Где этот Барин работает хотя бы знаешь?
— Ну, знаю… Нигде, наверное.
— Тунеядец, значит?
— Во-во. Мне бы таким тунеядцем…
— Тебе, я думаю, в ближайшее время придется заниматься физической работой на свежем воздухе.
— А я-то при чем? Он мне через пацана товар присылал, я, кому он указывал, передавал. Откуда мне знать, что в сверточках этих было. Они без этикетки, а внутрь я не заглядывал. Навар, конечно, был. Только это — как чаевые. Больше ничего не докажешь. Я Барина в глаза ни разу не
— Ладно, повторяешься. Курьер на общественных началах.
Наверху послышались шаги. Двое остановились совсем недалеко от нас. Я быстренько зажал субъекту рот рукой.
— Куда Вовик делся? — послышалось в темноте.
— Кабы знать. Сказали этому опущенному в дверях стоять. Может, смылся?
— Вот сукин сын, не может без выкрутасов. Пойдем в подсобке посмотрим.
Шаги стали удаляться, и я понял, что пора сматывать удочки. Наклонился к субъекту:
— Где Вера? Уже ушла?
— Разве она уйдет? Ей, чтоб приход заловить, пол-упаковки надо. В зале сидит, ждет.
— Тогда лежи тихо. А то вернусь.
Я поднялся в бар. Вера сидела на прежнем месте.
— Пойдемте, — я наклонился и взял ее за локоть.
— Куда еще? — она вжалась в стул.
— Нам пора уходить.
— Зачем? Никуда я не пойду. Я отпустил локоть, сунул руку в карман и молча показал край картонной упаковки.
— Откуда это у вас? — глаза у нее сузились.
— Сейчас некогда объяснять. Я ухожу. Советую идти следом.
— Вы… из милиции?
— Нет.
Я повернулся и, не оборачиваясь, пошел к стойке. Она меня догнала.
По моим подсчетам, в запасе оставалось минуты три. Не больше. А выход, скорее всего, уже отрезан. Я перегнулся через стойку м поманил барменшу.
— Разве вы еще не ушли? — она улыбнулась.
— Как видите. Хочу вас предупредить.
— Что такое?
— Боюсь, может произойти скандал. И я тому виной. Вы ведь не любите скандалов?
— Так я и знала, — барменша бросила неприязненный взгляд на мою спутницу.
— Да, да, — я кивнул, — не всем понравилось мое поведение. Отсюда есть запасной выход? Нам надо спешить.
— С правой стороны стойки дверь, — она чуть повернула голову, — сейчас открою. Пройдете по коридору, через окно — и по пожарной лестнице. Лучшего предложить не могу.
— Лучшего и не надо, — мне понравилась ее решительность.
Правда, стало немного жалко свой светлый свитер. Но все обошлось. Немного ржавчины на плече и разорванный чулок у спутницы.
Недаром я полчаса крутился вокруг дискотеки, прежде чем туда пойти. Зато теперь я знал прилегающие дворы ничуть не хуже аборигенов.
Когда мы очутились на другом берегу реки, я уже порядком устал, а моя спутница так и вовсе валилась с ног.
— Все, — наконец сказала она, — дальше никуда не пойду!
И уселась прямо на асфальт. Я остановился.
— Давайте коробку, — она протянула руку.
— Пожалуйста.
Она открыла упаковку, которая, как я и ожидал, оказалась пуста. Ведь ампулы уже лежали в кармане рубашки, и я боялся их раздавить, пока лез по пожарной лестнице.
— Падла, — она устремила
— 0 чем это вы? — спросил я наивно.
— Где доза? Ты суешь мне пустую коробку…
Она попыталась встать, но мешала узкая юбка.
— Сидеть! — я слегка хлопнул ее по плечу, и она опешила от окрика.
— Вы чего?
— Где Бессонов? — спросил я резко.
— Я не знаю.
— Знаешь!
— Нет, честно.
Я сунул руку в карман и достал найденный в кладовке носовой платочек.
— Твой? — показал Громовой.
— Нет.
Кажется, правда. По-моему, у нее сроду платков не было.
— Когда ты видела Бессонова в последний раз?
— Три дня назад.
— Где?
— В сквере, за институтом.
— Назначил свидание?
— Да… Он дал мне денег. На прошлой неделе… А теперь…
— Денег? Зачем?
— Сказал, чтобы купила…
— Морфий?
— Да.
— Бессонов, что — поощрял твое увлечение?
— Нет, что вы. Он меня лечил.
— Тогда зачем он давал тебе деньги на морфий?
— Не знаю, — она пожала плечами.
— Что было дальше?
— Я смогла достать всего упаковку. Отдала ему.
— Ему?
— Да. Он что-то там задумал. И знаете, что странно… — она внимательно разглядывала в свете фонарей пустую коробочку, которую я ей дал. — Е-мое, это та самая упаковка.
— Как это — та самая?
— Вот видите — в углу звездочка нарисована? Фломастером? Он как ее увидел — прямо затрясся. Потом ругать начал.
— Кого ругать?
— Я не поняла. Он не матерно, а так — дрянь, сволочь…
— У кого упаковку купила?
— У Вовика. Он на входе сегодня стоял, может, заметили.
— Имел удовольствие. Что было потом?
— Потом? Положил упаковку в карман. В куртку. Я деньги оставшиеся вернула — он взял. Мне нельзя надолго деньги давать, все спускаю. Правда, морфий не всегда удается достать. А другое я не могу, пробовала варить — не могу…
Она подняла ко мне лицо, и по щекам вдруг покатились по-детски крупные слезы.
— Когда ты на иглу села? — спросил я.
— После десятого класса.
— Как это произошло?
— Я тогда с одним мальчиком встречалась, — она невесело улыбнулась, — ему тоже семнадцать было. А тут как раз в нашей компании парень один объявился. Олег. Он из колонии вернулся. Боялись его все ужасно. А я нет — дурной он, что ли, думаю, что-нибудь выкинуть, чтобы снова туда загреметь. Мы на танцы как-то пошли — и я с этим Олегом потанцевала. Он и решил, что я его. А я с этим мальчиком после танцев ушла… Олег нас догнал — говорит, иди ко мне. А я — катись ты… Тогда он меня кулаком — в лицо. И еще раз. Потом еще. Я поднялась, вся в грязи, губы разбиты, из носа кровь. И плюнула ему в рожу… А мальчик мой перед этим Олегом в той самой грязи ползает. И плачет — не бей, Олег, не бей… Тогда я с Олегом и пошла. Грязно все потом было, думала — повешусь. Он тут шприц мне в руки и сунул. Попробовала — и как будто не со мной все происходит. А потом уже бросить не смогла — с иглы не соскочишь.