Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Надеюсь.
— Она очень порочна, эта Анриэтта, — с презрением продолжал Замет, — даже не умеет себя держать! В ту минуту, когда она хочет свергнуть женщину, которая держит себя так хорошо! Но берегись, Элеонора, компрометировать ее с Эсперансом слишком рано.
— О! не бойтесь, — улыбаясь, сказала итальянка.
— Видишь ли, минута хороша для нас; король поддается; она его околдовала, несмотря на то что она такая дрянь. Вчера он потихоньку спрашивал Пия о ней; мало того, послал ла
— Не бойтесь ничего, говорю я вам, синьор Замет. Сперанца слишком очарователен, для того чтобы я позволила этой француженке захватить его. О нет… бедный, милый Сперанца, она не завладеет им.
— Ты его приберегаешь для себя, не правда ли? — спросил старый флорентиец с двусмысленным смехом.
— Это самое большое счастье, какое только может с ним случиться. Но я слышу там хохот…
— О, вино такое славное!
— Такое же, как хозяин. Он идет, он идет!
— Я бегу.
— Напротив, оставайтесь. Я предпочитаю не секретничать.
— Но кто ты для него, я должен это знать.
— Я Элеонора Галигай, жена Кончино, состоящая под покровительством Марии Медичи.
Замет сделал движение ужаса.
— Несчастная! — вскричал он. — Ты сказала ему это имя?
— Надо же было показать ему, что я не испанка и не авантюристка, недостойная его покровительства.
— Но он может догадаться, что ты служишь здесь принцессе.
— Как! Ведь и вы также флорентиец и в то же время добрый приятель короля и маркизы де Монсо, так как вы будете новым приятелем мадемуазель д’Антраг и всех других до тех пор, пока…
— Молчи, он может услыхать.
Эсперанс подходил, отыскивая итальянку. Он увидал ее под руку с Заметом, которого захватила эта хитрая женщина.
— Как! — весело вскричал он. — Синьор Замет, вы уже поймали на лету флорентийскую горлицу.
— Флорентийские горлицы, синьор Сперанца, — перебила Элеонора, оставив руку Замета и взяв за руку Эсперанса, — белые с розовыми глазками, а я черная, с глазами еще чернее. Я ворона.
— Эта девочка, — сказал Замет, — захотела прийти сюда насильно. Она здесь, вы хозяин дома, и я оставляю вас.
— Она в безопасности со мной, — сказал Эсперанс, смеясь. Элеонора бросила на него странный взгляд, как бы упрекая его в этих словах, которые другую успокоили бы. Замет поклонился и ушел.
— Вот я к вашим услугам, — сказал Эсперанс, — но прежде позвольте мне задать вопрос.
— Извольте.
— Замет сказал мне, что вы желали быть у меня, а приметив меня, вы вскричали, как будто не ожидали меня видеть.
— Это правда.
— Когда так, это довольно странно.
— Я не опровергаю. Но вы меня выслушаете, не правда ли? — Говоря эти слова, она нежно пожимала
— Я пришла, — продолжала она, — оказать вам услугу или, по крайней мере, избавить вас от неприятности.
— Благодарю.
— Вы не подозреваете, какое участие вы мне внушаете… это признательность.
— Добродетель великодушных сердец.
— Я с нетерпением искала случая заплатить мой долг; случай представился, я пользуюсь им.
— Но вы все-таки мне не объясните, — сказал Эсперанс, — каким образом вы пришли оказать мне услугу, не зная, что вы идете ко мне.
— Не будем слишком распространяться об этом, это повлечет бесполезное рассуждение. Будем смотреть на результат. Однако я хочу быть с вами откровенна, потому-то, видите ли, синьор Сперанца, когда говоришь с вами, начинает ум, потом вмешивается сердце и прогоняет ум.
— Добрая Элеонора!
— Итак, я говорю, что я пришла сюда избавить вас, по всей вероятности, от неприятности.
— А!
— Да, я шла к хозяину этого дома с некоторыми идеями и с некоторым поручением.
— Скучным?
— Конечно. Когда я вдруг увидала Сперанца, лицо которого никогда нельзя забыть, тогда мои идеи переменились; вместо неприятности я приношу услугу.
Элеонора, не довольствуясь тем, что держала Эсперанса одной рукой, оперлась на него обеими руками, такими же красноречивыми, как и ее глаза.
— Мне поручили, — сказала она, — спросить у хозяина этого дома… заметьте, не у Сперанцы.
— Спросить?..
— Какую женщину он любит, — медленно произнесла итальянка, погрузив свой блестящий взгляд в ослепленные глаза Эсперанса.
Он быстро оправился, но его волнение не укрылось от Элеоноры.
— Сперанца, — сказала она с волнением, — ты не принужден мне отвечать.
— Этот вопрос, мой прекрасный друг, изменяет свою важность, смотря по тому, кто делает его. Вы делаете его?
— Я не говорю, что у меня нет на это желания, Сперанца, — отвечала она страстным тоном, — но я слишком вам предана, для того чтобы лгать. Это не значило бы оказать вам услуги. А вы уверены, не правда ли, что я хочу оказать вам услугу и должна.
— Я буду вам признателен, — сказал Эсперанс с волнением, потому что он старался скрывать любопытство, которое этот вопрос возбуждал в нем.
Кто в самом деле старался узнать имя той, которую любил Эсперанс? Кто мог читать и, может быть, уже прочел это сладостное и ужасное имя в глубине его сердца?
— Вы будете мне признательны за это? — спросила Элеонора с неопределимым жаром, который она почерпала, сама не отдавал себе отчета в том, в глазах Эсперанса и в соприкосновениях с ним, — скажите, что вы будете мне признательны за это.