Прекрасное далеко

Брэй Либба

Он приближается.

«Прогони страх. Прогони. Прогони». Я чувствую, как во мне вскипает магия, и могу лишь надеяться, что она будет повиноваться. Я смотрю на свои руки и вижу ветви. Я это сделала. Я спряталась.

Всадник придерживает коня, а потом и вовсе останавливается. Я едва дышу от страха. Это Амар. На нем плащ из звериных шкур — и глаза зверей продолжают жить, — и шлем, сооруженный из человеческих черепов. Глаза Амара — черные дыры, и я с трудом подавляю крик. «Не забывай о своей цели, Джемма. Спокойно, спокойно…»

Конь Амара — какое-то сверхъестественное

существо, с такими глазами, какие иногда бывают у Пиппы. Он фыркает и скалит зубы, пока Амар внимательно осматривает тропу.

— Я знаю, что ты здесь, — говорит он. — Я чую твою силу. Твою невинность.

Сердце у меня колотится сильнее, чем можно выдержать. С дерева на дерево перелетает ворона, и я пугаюсь, что она сумеет меня обнаружить. Но ворона летит к Амару и садится ему на плечо.

— Время близится. Опасайся рождения мая.

Амар ударяет лошадь пятками в бока и скачет дальше в облаке пыли.

Я остаюсь невидимой, пока не заканчиваю счет до ста, а потом несусь со всех ног к Пограничным землям.

Мне хочется рассказать подругам о Цирцее, но я боюсь. Как я могу признаться, что она до сих пор жива? Что я сама отправилась к ней за советом? Что я дала ей немного магии? Мне плохо становится при мысли о том, что я сделала, о том, как я рисковала. И чего ради? Ради какой-то глупости. Ради предупреждения, что я должна исследовать темные глубины собственной души, как будто сама Цирцея не была самой злобной душой, с какой только мне приходилось встречаться.

Когда я наконец добираюсь до замка и вижу своих подруг, смеющихся и играющих в догонялки, я заметно взбодряюсь. Встреча с Цирцеей была ошибкой, но больше я ничего такого не совершу. И я не пойду туда, пока не придет время вернуть магию и создать союз племен, до того дня, когда она навсегда покинет наш мир.

Глава 31

Мы просыпаемся сияющим воскресным утром, полным цвета и залитым пятнами мягкого света, который придает ландшафту краски, способные порадовать мистера Моне. После чудовищно скучной службы, проведенной полумертвым преподобным Уэйтом, миссис Найтуинг в награду за мученическое терпение предлагает подготовить школу Спенс к костюмированному балу. Мы все надеваем блузы для занятий живописью, засовываем в карманы кисти. На задней лужайке на многочисленных столах разостланы куски холста. Тут же стоят горшки с красками. Мисс Мак-Клити велит нам рисовать пасторальные сцены, достойные рая, чтобы можно было использовать их как декорации для бального представления. Но единственной картиной, приходящей мне на ум, оказывается резвящийся Пан в коротких штанах, тот самый, что висит в лондонском доме бабушки. Я отказываюсь копировать это чудовище, хотя идея принарядить его в корсет кажется весьма соблазнительной.

Фелисити уже погрузилась в работу. Ее кисть окунается то в один горшок, то в другой, и на холсте возникает замок; я улыбаюсь и добавляю к картине островерхие скалы Зимних земель, что виднеются за ним. Мисс Мак-Клити ходит от стола к столу, заложив руки за спину. Она вносит исправления собственной кистью, кладя мазок то тут, то там,

добавляя где цветок, где еще какую-то деталь. Меня это раздражает, и мне хочется нарисовать на лице Мак-Клити усы.

— Что это такое?

Мисс Мак-Клити хмурится, рассматривая возникающую на нашем холсте картину Пограничных земель.

— Это из волшебной сказки, — отвечает Фелисити.

И добавляет немного пурпура к ягодам на дереве.

— Волшебные сказки бывают иной раз весьма вероломны. Как заканчивается эта?

Фелисити вызывающе улыбается.

— Разумеется, у нее счастливый конец.

— Выглядит несколько мрачновато.

Мисс Мак-Клити хватается за кисть и наносит несколько розовато-оранжевых пятен на изображенное мной далекое, бурлящее серыми тучами небо Зимних земель. Лучше от этого не становится; получается просто грязноватая мешанина красок.

— Вот так, — говорит мисс Мак-Клити. — Продолжайте.

— Чудовище, — бормочет Фелисити себе под нос. — Обещай, что не дашь ей ни капли магии, Джемма!

— Да я не стану делиться с ней магией даже под угрозой смерти! — клянусь я.

Днем приходят цыганки с корзинами варенья и прочих сладостей. Мы намазываем варенье на хлеб, не заботясь о том, что наши руки перепачканы красками. Мисс Мак-Клити спрашивает, нельзя ли нанять кого-то из цыган, чтобы нарубить дров, и вскоре приходит Картик, и сердце у меня подпрыгивает. Картик снимает куртку, закатывает рукава рубашки до локтей и берется за топор.

Мисс Мак-Клити оставляет нас, чтобы пойти проверить, как идут дела в восточном крыле, и я ускользаю от всех, спеша туда, где работает Картик. Рубашка у него промокла от пота и прилипла к телу. Я предлагаю ему воды. Он оглядывается на Мак-Клити, которая совершенно не обращает на нас внимания. И лишь потом пьет воду и вытирает лоб тыльной стороной ладони.

— Спасибо, — говорит он, улыбаясь волнующей улыбкой.

— Что смешного? — спрашиваю я.

— Я вспомнил самый странный из своих снов, — говорит он и потирает большим пальцем нижнюю губу.

Я заливаюсь краской с головы до ног, по спине бегут мурашки.

— Ну, — говорю я, сжимая кувшин с водой, — это ведь был просто сон.

— Если помнишь, я верю в сны, — возражает Картик, глядя на меня так, что мне приходится изо всех сил отводить глаза, чтобы не наброситься на него с поцелуями.

— Я… мне нужно поговорить с тобой об одном очень важном деле, — говорю я. — В Лондоне я встретилась с мистером Фоулсоном. Нас пригласили на ужин в общество Гиппократа. И он ждал меня там, снаружи.

Картик выдергивает топор, воткнутый в обрубок дерева. Его челюсти сжимаются.

— И чего он хотел?

— Магии. Я сказала ему, что передала ее Ордену, но он мне не поверил. Он угрожал неприятностями, а когда на следующий вечер Томас вернулся домой, он сказал, что его пригласили вступить в некий особый мужской клуб. А на его лацкане я увидела булавку со знаком Ракшана.

— Это не просто так, — говорит Картик. — Они его завлекают.

— Я должна встретиться с Ракшана, — говорю я. — Ты можешь это устроить?