Преступления инженера Зоркина
Шрифт:
— Живет Семен Кедровский бездумно: работу отбыл, костюм чистый надел и уходит до глубокой ночи. За последние годы, наверное, ни разу трезвым домой не возвращался. Есть у него одна знакомая. Приходила к Семену несколько раз. Ничего себе, девица, субтильная. Как-то пришла, а Семена дома нет. Письмо оставила, на конверте написано: «С. В. Кедровскому от Маши Никифоровой». А потом раза два или три присылала письма по почте с обратным адресом: «улица Новоленинградская, 85, кв. 30».
Кедровский, если почему-либо домой пораньше придет и, не сильно пьяный, а под хмельком, так на жизнь начинает жаловаться.
Обстоятельно рассказывала Надежда Петровна Борщова о своем соседе Семене Кедровском. А закончив, вздохнула:
— Непутевый он Семен-то. Все норовит бочком между людьми проскользнуть. Да видно споткнулся, раз милиция им заинтересовалась.
Уже брезжил рассвет, когда Ходжаев привез Кедровского в райотдел. Высокий блондин с большими залысинами на лбу, с безвольным тонкогубым ртом и маленькими трусливыми бледно-голубыми глазами, войдя в кабинет начальника отделения уголовного розыска, остановился перед столом и как-то странно свесив руки вдоль тела, не проговорил, а буквально прошептал: «Здравствуйте».
— Садитесь, Кедровский! — предложил капитан и в его голосе послышались металлические нотки. — Расскажите, где вы были позавчера вечером, с восьми до одиннадцати часов?
Глаза Семена беспокойно забегали, пальцы на секунду сжались в кулаки и тут же безвольно разжались. Ходжаев сидел сбоку от Кедровского, наблюдая за каждым его движением.
— Я не понимаю, почему я здесь? Что я сделал, за что попал в милицию? — Семен проговорил это плачущим голосом, нервно дергаясь и истерично подвывая.
— Прекратите паясничать! — резко бросил Сенявский. — Лучше ответьте на вопрос: вы знаете Курбана Алиева?
Кедровский встряхнул головой, точно от удара, бледность покрыла его длинное лицо, он метнул затравленный взгляд сначала на капитана, а потом вбок на Ходжаева.
— Да, мы знакомы.
— Вы были позавчера вечером у него в гостях?
— Был. И ушел от Курбана около одиннадцати часов. Поехал к Маше Никифоровой. Я ничего не знаю, ничего не видел!
— О чем вы говорите, что вы должны знать, что видеть? Почему так нервничаете?
— А за что меня сюда привезли? Я знаю: Курбан, когда выпьет, может что угодно натворить. Я за него отвечать не намерен. Он сам по себе, а я — сам!
— Слушайте, Кедровский не прикидывайтесь простачком. Нам известно, как вы вели себя в доме Алиевых, оскорбили жену Курбана. И поспешили уйти. Курбан побежал за вами, догнал.. Что произошло потом?
— Никто меня не догонял. Я взял такси и поехал к Маше. Спросите у нее, она подтвердит, что я пришел к ней в одиннадцать вечера!
— С ней мы поговорим отдельно. А вот на вас падает тяжелое подозрение. Примерно около одиннадцати часов ночи Курбана Алиева ударили в грудь ножом. Он находится в больнице, рана очень опасная. Имейте в виду, Кедровский, пока не поздно, расскажите обо всем честно. Добровольное признание облегчит вашу вину. Утром я поеду в больницу... Подумайте, Кедровский, не утяжеляйте свою вину.
— Ничего я не знаю, ничего не видел! Почему вы меня здесь держите, я буду жаловаться! Это безобразие! Произвол! Я ни в чем не виноват! — Семен уже не кричал, а визжал, брызгая слюной, размазывая
Сенявский приказал Ходжаеву увести Семена. «В КПЗ!» — бросил он. И тут же, словно отгородившись невидимым барьером от человека, качавшегося подобно маятнику по ту сторону стола, углубился в дело.
Вернувшись, Ходжаев застал Петра Петровича все в той же позе, склонившегося над бумагами. Сказал с сомнением в голосе:
— Уж больно труслив для убийцы этот Кедровский.
— Трусость и преступление рядом ходят, Агзам. Если только из этой версии исходить, то как раз можно предположить, что Семен убил Курбана. Представь на минуту картину, которую вчера наш Василек нарисовал... Алиев догнал Кедровского и не помирился, а поссорился с ним. Семен по натуре трус, Курбан физически куда сильнее его. В хмелю буйный, на расправу скор. Еще секунда и кулаки Алиева начали бы молотить физиономию Семена. Но этого не произошло. У Кедровского на лице ни царапины, ни синяка. Выходит, он успел выхватить нож и ударить им Курбана в грудь. Все вроде бы ясно?
Ходжаев молча кивнул, но сомнение не исчезло с его лица, оно точно застыло в уголках губ и внимательных глазах.
— Правильно, что не веришь, — одобрил капитан, взглянув на старшего лейтенанта. — Но в данном случае ты делаешь вывод, основываясь на интуиции, а у меня имеются факты, сводящие на нет всю проведенную нами работу. Вот посмотри...
В акте судебно-медицинской экспертизы, полученном из скорой помощи, говорилось, что Алиев умер от раны, нанесенной в предсердную область и вызвавшей внутреннее кровоизлияние в левом легком. По форме раны и ее глубине предполагалось, что удар нанесен довольно широким и длинным ножом, вернее всего «пичаком», который, несмотря на запрещение, некоторые узбеки продолжают носить в кожаных ножнах на поясе или за голенищем сапога.
— Вряд ли у Семена был с собой «пичак». В крайнем случае он мог иметь складной нож, перочинный, — сказал Сенявский после того, как Ходжаев прочитал акт.
— Петр Петрович, это довольно слабое доказательство, а если хочешь знать — то просто предположение.
— Знаю! Но вот тебе второй факт... В первую ночь, побывав на месте преступления, я снял оттиск со следа, оставленного на асфальте, запачканном кровью. Тапочки Алиева чисты, выходит, след принадлежит убийце или его соучастнику. Ты посмотри, размер обуви — сорок четвертый. А ты обратил внимание на ноги Кедровского, у него от силы сороковой номер!
— Подожди, Петр, дай подумать... Я хоть и первый высказал мысль, что Кедровский, может быть, непричастен к преступлению, но не могу так легко согласиться с тобой.
Это был излюбленный прием двух опытных оперативников. Работая вместе много лет, отлично изучив друг друга, зная сильные и слабые стороны каждого, они уже давно сделали вывод: сомневаясь — приходишь к истине. Вот почему, когда один высказывал, казалось бы, верную версию, делал предположение, основываясь на конкретных фактах, второй, тщательно прослеживая мысль друга, находил те кривые тупички и переулки, на основе которых рождалось сомнение, возникало противоречие. Вот и сейчас Ходжаев предложил до конца проверить Кедровского, проследить еще раз, что делал Семен в ночь, когда произошло убийство.