Преступник
Шрифт:
Ему казалось это предательством. Ведь навещал же его Хасан, когда вышел из тюрьмы? И не только приходил каждую неделю, но еще и нашел для него адвоката. Вот это по-товарищески!
Джевдет вспомнил свою последнюю встречу с Хасаном. Хасан смотрел на него исподлобья. И расстались они холодно. Ну как Хасан не может понять, что у него другие планы?
— О чем ты думаешь, Джевдет-аби?
— Ни о чем, — вздохнул Джевдет.
Джеврие взяла его за руку.
— Нет, о чем-то думаешь. Скажи!
Джевдет растерянно взглянул
— О чем, слышишь? — повторила Джеврие.
— Хасана вспомнил… — пробормотал он.
— Ну и что?
— Обидел я его. Как, по-твоему, — тогда ты тоже была там, у Кости, — обидел?
— Подумаешь… — пожала плечами Джеврие.
— Что значит подумаешь? Он сделал для меня много хорошего. Если бы не Хасан, я бы, может, так и остался в тюрьме!
— Но ведь он не хочет, чтобы мы уехали в Америку!
— Верно, не хочет. Ну и пусть! — Глаза Джевдета блеснули. — Мы все равно уедем! Так же, как Жано и Яник, заберемся ночью в порту на огромный пароход…
Он смотрел на другой берег Золотого Рога, но ничего не видел. Перед ним вдруг снова возникли бескрайные голубые просторы океана. Вот они стоят с Джеврие на палубе и наблюдают за акулами, не отстающими от парохода.
Джевдет глубоко вздохнул.
— Когда пересекают экватор, на корабле настоящий праздник. Матросы окунают в воду даже пассажиров!
— Экватор? А что это такое?
— Это середина земли!
Джеврие удивленно раскрыла глаза;
— Середина земли?
— Да. Земля похожа на апельсин. Такая же круглая! Сама вертится быстро-быстро как волчок и еще вокруг солнца вращается.
— Земля?
— Конечно, земля.
— Не смейся, Джевдет-аби. Разве может земля вертеться?
— Ни чуточки не смеюсь я… Честное слово, вертится!
— Тогда почему мы не падаем? — удивилась Джеврие.
— Существует земное притяжение, глупая!
— А это что такое?
Этого не знал и сам Джевдет. Поэтому он сказал:
— Трудно объяснить!
— А… пусть, если хочет, вертится, не хочет — не вертится. Давай лучше подумаем, когда поедем в Америку.
— Не знаю когда, но поедем… Не беспокойся!
— Когда навестим Мустафу?
— Мы не только к Мустафе пойдем!
— К кому еще?
— К маленьким воришкам, которые сдирают свинцовые пластинки с куполов мечетей, потом пойдем к…
— Что замолчал?
— К моей мачехе!
— К мачехе? — изумилась Джеврие. — Да ведь это из-за нее ты попал в тюрьму!
Джевдет не ответил… Да, он обязательно навестит мачеху и даже шофера Адема.
Джеврие не опускала с него глаз.
Джевдет зевнул.
— Хочешь спать? — спросила она.
— Очень…
— Не выспался сегодня?
Джевдет чуть было не сказал: «Разве в „Перили Конаке“ можно выспаться?»
— Да, не выспался.
— Почему?
— Не знаю. Не спалось почему-то…
— Думал о большом пароходе?
— О многом…
Джеврие села на
— Тогда ложись и спи. А голову клади мне на колени.
Джевдет лег на скамейку, положил голову ей на колени и сразу уснул.
Джеврие была счастлива. Она вообразила себя Ульфет, дочерью вожака цыганского табора Ресуля, у которого они с бабкой гостили возле Текирдага. Правда, она, Джеврие, еще маленькая, но вырастет и тоже станет такой, как Ульфет. К тому времени и у нее будет такой же возлюбленный, как Рамазан у Ульфет. И почему бы им не мог стать Джевдет-аби?
Она наклонилась, поцеловала черные завитки волос Джевдета.
Ульфет тоже так делала.
Вот бы никогда не расставаться с Джевдетом-аби! Ей не нужен никто: ни Кости, ни Хасан, ни Козявка, ни воришки, о которых рассказывал Джевдет-аби и которых она и в глаза-то никогда не видела. И уж, конечно, ей совсем нет дела до его мачехи и шофера Адема. Однажды, и это будет очень скоро, они сядут на большой пароход и уплывут далеко-далеко. И тогда уже Джевдет-аби будет только с ней и больше ни с кем!
Конечно, они, может быть, и не встретят в Америке плачущего мальчика, сына миллионера. И потом, разве можно поверить, что земля похожа на апельсин и вертится, как волчок? Но все равно она будет молчать и сделает вид, будто поверила. Ведь это говорит Джевдет-аби! А вдруг это правда? Они услышат плач мальчика и спасут его от кулаков уличных бродяг. Миллионер обрадуется. А когда узнает, что они турки, заплачет… Вот только как они поймут друг друга, ведь ни Джевдет, ни она не знают американского языка.
Это встревожило ее. В самом деле, подумал ли об этом Джевдет-аби?
А большой пароход в порту? Как они объяснятся с добрым капитаном, рыжебородым, с улыбающимися голубыми глазами и трубкой во рту? Все гяуры [67] говорят как-то смешно: «фан-фин-фон», и понимают только тогда, когда им отвечают так же. А может быть, Джевдет-аби умеет говорить по-ихнему?
Джевдет проспал целых два часа, а когда проснулся, Джеврие сразу спросила его:
— Ты умеешь говорить по-гяурски?
67
Гяур — буквально — неверный, здесь — иностранец.
— Что?
— Ведь добрый капитан не знает нашего языка. Как мы объясним ему, чего хотим?
Джевдету и в голову это не приходило. Он не мог припомнить, знали Жано и Яник английский язык или нет. Во всяком случае, все капитаны на свете должны знать турецкий!
— Капитаны знают турецкий, — выпалил он наконец.
Джеврие уже думала о другом: согласится Джевдет-аби жить сейчас у них или нет?
Она взяла его за руку.
— Ты что? — спросил Джевдет.
— Я хочу тебе что-то сказать.